Виктория Волкова
Только одна ночь. Ошибка прокурора
Пролог
«Прокурор Шанского района Сарычев Феликс Алексеевич», — читаю я надпись на дверях и робко захожу в приемную.
Волнуюсь страшно.
«Только на нового прокурора вся надежда», — сжимаю в руках папку с документами. — Я на прием записана. Солнцева, — деловито представляюсь строгой секретарше.
— Солнцева Лариса Дмитриевна? — любезно улыбается она. — Проходите. Феликс Алексеевич вас ждет.
— Спасибо, — на ватных ногах неуверенно плетусь к двери с золотой табличкой. Мне бы отдышаться. Взять себя в руки. Но не получается.
«Соберись», — приказываю себе, неуклюже протискиваясь в кабинет Сарычева. — Можно? — нервно сглатываю.
— Да-да, проходите, — слышится знакомый голос. Или мне кажется?
Натыкаюсь взглядом на сидящего за столом мужчину в прокурорском мундире. Если бы не мундир, а лыжный комбез, то и не отличить. Этот Сарычев как две капли воды похож на Игоря, отца моего будущего ребенка.
Но вот прокурор поднимает голову, отрываясь от бумаг. Смотрит на меня устало.
Цепляю взглядом знакомую ямочку на подбородке и серые глаза.
«Это он! Точно он! Как он тут оказался? Только бы не вспомнил», — захлестывает меня волна ужаса. Папкой с документами машинально прикрываю живот. Пячусь назад и натыкаюсь попой на дверь, заботливо прикрытую секретаршей.
Нет! Не может быть…
Прикусив губу, стараюсь прекратить панику. Это всего лишь совпадение. А меня уже кроет. Тот был Игорь, а этот — Феликс. Да мало ли похожих людей.
— Проходите, — кивает мне прокурор, без всякого стеснения рассматривая меня. И я точно улавливаю тот момент, когда его взгляд изумленно застывает на моем лице, а потом опускается ниже, на выпирающий живот.
Все! Я пропала. Он меня узнал!
— Проходи, Юля, — на автомате кивает Сарычев. А потом заглядывает в бумаги, лежащие на столе, и исправляется. — Лариса Дмитриевна, то есть.
Прохожу. Сажусь за стол. Открываю папку, стараясь сосредоточиться.
«Он же Игорь, он же Феликс», — стучит по голове барабанная дробь. — «Она же Юля, она же Лариса».
— Хмм… — откашливается Сарычев, усаживаясь напротив. Сейчас он больше похож на загоняющего жертву хищника. Большой сильный мужчина, наделенный большой властью, с авторитетом и связями. А я? Не мне с ним тягаться!
Поднимаю глаза, пытаясь хотя бы выглядеть спокойной. Но куда там! Руки трусятся, ноги подгибаются, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
На холеном скуластом лице застыла насмешка, а глаза — серые и внимательные — с интересом следят за мной. Так обычно кот наблюдает за мышью.
— Итак, Лариса Дмитриевна, что случилось? Что привело вас ко мне? — разглядывает меня, улыбаясь.
И кажется, сейчас одно неверное слово, и я выдам себя. Если уже не выдала!
— Вот заявление, — протягиваю ему жалобу, продиктованную адвокатом.
— Ну, я понял, — кивает Сарычев, пробежав мои каракули беглым взглядом. — А мы с вами раньше не встречались, Лариса Дмитриевна? Лицо у вас очень знакомое. Запоминающееся.
— Н-неет, навряд ли, — блею я, украдкой вытирая потные ладони. — Я не местная. Недавно в Шанск приехала, — добавляю зачем-то.
— И столкнулись тут с противозаконными действиями группы невыявленных лиц? — словно насмехается надо мной Феликс.
Самодовольный мерзавец! Как только я тогда могла клюнуть на его обаяние?
— А раньше где жили? — лениво интересуется Сарычев. Чувствую себя не на приеме у прокурора, а на допросе. Но отвечаю. Мое прошлое место жительство не секрет и легко вычисляется. Нет смысла скрывать.
— Вот как? — внимательно смотрит на меня прокурор. — А по какому адресу? — уточняет небрежно.
Диктую, хотя не слишком хорошо понимаю, какое отношение к моей жалобе имеет мое прошлое. Разве что, я до сих пор прописана в квартире родителей. Но и спрашивать неудобно. Не хочу нарываться.
— Так, хорошо, — снова вчитывается в мое заявление Феликс. Никакие документы не просит. Размышляет о чем-то. — А школу вы в каком году окончили? — впивается в меня взглядом.
Называю, и только сейчас понимаю, как умело загнал меня в ловушку Сарычев. Почему я сразу не ушла? Почему?!
— Стало быть, училась ты вместе с Радой Извековой. Я правильно понимаю? И на Роза Хутор ты жила в апартаментах, зарегистрировавшись по ее паспорту! — не спрашивает. Выдыхает победно.
— Что? — охаю и чуть не плюхаюсь со стула.
— Мир удивительно тесен, Лариса Дмитриевна, — откинувшись на стуле, потирает грудину Сарычев. — Вот так едешь отдыхать в горы, знакомишься с красивой девчонкой, гуляешь, а потом бац — и такие пасьянсы сходятся, мама дорогая!
— Бывает, — лепечу, делая попытку подняться.
— Сиди, я тебя не отпускал, — давит меня взглядом Сарычев. — Твой вопрос я порешаю, — кивает на заявление. Но прежде ты на мои ответь.
Машинально опускаюсь в кресло и задыхаюсь от страха. Все. Он меня вычислил! Вернее, я сама все ему рассказала! Вот же дура!
— Воды дайте, пожалуйста, — прошу непослушными губами. И кажется, сейчас умру на месте.
— Да, сейчас! — подхватывается с места Феликс. Но вместо того, чтобы налить воду из тусклого графина, стоящего на столике у стены, вызывает секретаря.
— Воду принесите, Галина Сергеевна, — отдает указание и, как только та удаляется, спрашивает хмуро. — Ты сегодня ела что-нибудь, Юля? Лариса, блин… — морщится недовольно.
— Да, в обед, — киваю я, в глубине души надеясь, что разговор наш долго не продлится. — Скоро ужинать надо будет, — кладу руку на живот.
Дескать, отпустите меня, пожалуйста! Я — слабая беременная женщина. Мне домой надо.
— Сделайте нам чай, пожалуйста, — просит Феликс, как только в кабинет возвращается секретарша с подносом. Выставляет на стол две стеклянные бутылки воды и хрустальные стаканы. — И нарежьте бутерброды, — спохватывается Сарычев.
А затем переводит строгий взгляд на меня.
— Разговор у нас с Ларисой Дмитриевной будет долгий. Очень долгий.
— Там еще два человека записаны, — робко замечает секретарь.
— Пусть Рудников примет. Здесь он, или уже домой отправился? — сердито интересуется Феликс. — Если умудрился свалить, пусть возвращается. У нас ненормированный рабочий день, — отрезает холодно и кивком головы отпускает секретаршу прочь.
А я сижу, ни жива ни мертва! И только сейчас начинаю догадываться, в какую ловушку я угодила. Вот только как из нее выбраться? Ума не приложу!
— Давай поговорим, милая, — снисходительно роняет Феликс, наливая мне воду. — Прошу, — придвигает ко мне хрустальный стакан.
— Спасибо! — хватаюсь двумя руками за стакан. Пальцы упираются в холодные стеклянные бока. Пью большими глотками, словно за мной гонятся семеро, и не могу успокоиться.
— Отпустите меня, пожалуйста, — повторяю еле слышно. — Я же ничего плохого не сделала.
— Да тебя никто ни в чем не обвиняет, — пожимает он плечами.
— Тогда я пойду, — делаю попытку встать.
— Минутку!