Спасибо Ане Жученко за то, что с первой до последней страницы была рядом
Всем, у кого было хорошее прошлое
Миру хоронили в закрытом гробу, а потому нельзя было узнать, что на ней надето. Рядом с гробом, красивым и дорогим, стояли Александра Андреевна и Павел Валерьевич — родители Миры. Когда-то жизнерадостные люди, которых в детстве я видел почти каждый день, у которых часто оставался на ночь, которые показывали мне записи своих путешествий с Мирой по Европе, сейчас больше напоминали белые гипсовые фигуры с искаженными лицами. Позади стоял охранник, держа над ними большой черный зонт. Его глаза, обычно непрестанно бегавшие и фиксировавшие каждое движение, теперь смотрели на темно-коричневый гроб.
По другую сторону гроба стояли все те, с кем когда-то мы были не разлей вода. Артем во всем черном: черная рубашка, черный костюм, черные очки-авиаторы. Под руку с ним Катя, чей траурный аутфит освежал лишь бежевый платок. Она то и дело запускала его уголки под очки, чтобы утереть слезы. В какой-то момент наши взгляды встретились — по крайней мере, в ее очках я увидел свое отражение. Она кивнула в мою сторону, я кивнул в ответ, потом на меня посмотрел Артем, и я отвел взгляд к небу, с которого падали крупные капли июльского дождя.
Рядом с Катей — Ксюша, Света, Алекс. Никто не пытался сдерживать слезы. Забывшись, я долго простоял, опершись на дорожный чемодан, и думал, почему Миру хоронят в закрытом гробу, ведь не было никаких следов насилия. Ее тело нашли на скамейке на детской площадке у дома, в котором когда-то жила ее семья, по соседству с нами, пока Павел Валерьевич не стал зарабатывать больше и они не уехали оттуда. На той самой детской площадке, где мы когда-то до вечера качались на качелях, учились кататься на велосипедах, где растворяли стержни разноцветных фломастеров в бутылках с водой и представляли, что это самый настоящий яд, а потом этой водой поливали соседние клумбы в надежде, что завтра цветы высохнут. Мертвая Мира неподвижно сидела на той скамейке, с которой в детстве родители наблюдали за нами. Голова запрокинута назад, глаза полуприкрыты. Тело в восемь утра по Москве обнаружил мужчина, который вышел на прогулку с собакой.
В кармане провибрировал телефон. На дисплее горело сообщение: «Your driver has arrived». Я в последний раз посмотрел на гроб, потом на родителей Миры, взял чемодан и вышел из толпы незнакомых мне по сути людей.
На полпути к выходу с кладбища я услышал знакомый голос за спиной:
— Андрей, подожди! Пожалуйста!
Я повернулся. В мою сторону быстро шла Катя. Ее кроссовки были в земле, а ветер выворачивал зонт в руках. Я взял зонт, чтобы он укрывал от дождя нас обоих. В ее зеркальных стеклах я увидел, как по моему лбу стекают капли, и свободной рукой вытер лицо.
От Кати пахло сигаретами, а в голосе ощущалось волнение. Причем не оттого, что от нас навсегда ушла подруга, а какое-то другое.
— Андрей, ты куда?
— Такси приехало.
— Ты надолго? — спросила Катя, и по ее щеке скатилась слеза, которую она в секунду смахнула.
— Еще не знаю. Не брал обратный, я только с самолета, — ответил я. В кармане снова провибрировал телефон.
— Ты домой?
— Да, мне нужно выспаться.
— Приезжай вечером к Свете, мы у нее собираемся… — Катя сделала вздох. — …Вспомнить Миру.
За спиной Кати толпа людей в эту секунду прощалась с усопшей. Черные силуэты, полускрытые под черными куполами зонтов.
— Не знаю… Я очень устал. — Я посмотрел на асфальт.
— Мы тебя не видели два года. Никто не видел.
— Постараюсь.
— Обещаешь?
— Я постараюсь…
— Пожалуйста.
Катя забрала зонт и отступила. Я направился к выходу.
— Андрей!
Я обернулся.
— Мы все куда-то исчезаем, — сказала Катя и слилась с черными силуэтами.
Я просыпаюсь от звука разбившегося стекла. Какое-то время просто лежу и смотрю в потолок, пытаясь осознать тот факт, что меня здесь не было два года и за это время в комнате ничего не поменялось. Как будто сюда просто никто не заходил. На стене висит хоккейное джерси с автографом Ягра. На письменном столе свалены какие-то книги на английском, рядом стопка исписанных записных книжек. Что в них — не помню. После долгого перелета и смены часовых поясов чувствую себя не так уж плохо.
Все пространство залито мягким светом луны. Я беру телефон. Четыре пропущенных. Одно сообщение от Кати: «Проснись!» Листаю инстаграм [1], вижу пост Светы: улыбающаяся Мира смотрит куда-то сквозь человека, который сделал этот снимок. Подпись к фото: «Всегда рядом». 372 лайка, 120 соболезнований в комментариях. Последний комментарий: «Ей было скучно здесь». Встаю с кровати. Смотрю в окно. Вот мамина машина. Потом ворота открываются, какая-то белая машина паркуется. Кто-то докуривает в ней сигарету. И машина выезжает из двора.
В гостиной мама. Смотрит телевизор. Когда я подхожу сзади, переступая через осколки разбитого бокала, она чуть поворачивается и слегка улыбается. Я ее обнимаю и целую в висок. Сажусь рядом.
— Выспался?
— Наверное.
На экране какой-то сериал, один из героев пытается скрыться от полиции, спрятавшись в темном переулке.
Несколько минут мы наблюдаем за событиями. Тот, кто прятался, уже стоит в телефонной будке и трясущимися руками пытается набрать чей-то номер. Его куртка и руки в крови.
— Как все прошло? — спрашивает мама.
Я не знаю, что ей ответить, но почему-то говорю, что все плакали и очень жаль, что никто из вас не пришел.
— У меня был эфир, — говорит мама, — я не могла.
— А папа?
— Ты знаешь.
— А Юля?
— Она собиралась. Ее не было?
— Нет.
— Может, на уроках была
— Сейчас июль.
Мама снова делает глоток вина.
— Послушай, — мама смотрит на меня, — это ужасно, что Миры больше нет. Я до сих пор не могу это принять. Кажется, что еще вчера…
— Ее и вчера уже не было.
— …Кажется, что еще вчера вы там бегали, а мы с тетей Сашей сидели и наблюдали за вами. Волновались, чтобы никто из вас не упал с велосипедов и не убился. Кажется, что тогда так ярко светило солнце. Ярче, чем сейчас.
В кармане вибрирует телефон. На дисплее сообщение от Алекса: «Не спишь? Давай встретимся? Я один».
— Помнишь, как хорошо было, — мама снова поворачивается к телевизору, но там уже бегут титры.
«Давай. Я дома», — отвечаю Алексу.
Я выхожу из комнаты и слышу, как мамин голос приветствует зрителей телеканала. Она пристально смотрит в камеру. Потом мелькают короткие анонсы сюжетов, и мама снова возвращается, зачитывая подводку перед первым репортажем. Канал переключается. Мама закуривает сигарету.
В ванной я быстро умываюсь, чищу зубы. Слегка взъерошиваю волосы. Потом надеваю ветровку, проверяю сигареты в кармане, обуваюсь. Я чувствую, как мама пристально смотрит на меня с дивана, оборачиваюсь.
— Возвращайся, — говорит она.
На улице пахнет мокрым асфальтом, с реки дует ветер. Я выкуриваю две сигареты, пока жду черный «мерседес». В его окне видно лицо Алекса. На
