Виталий Петров
Лишь милая ведьма поможет в фэнтезийном мире, который пережил конец света. Том 1
Глава 1. Один…
Вокруг царил хаос. Истошные крики смешивались с раздирающим душу рёвом зверей, взрывы сотрясали воздух, а автоматные очереди дробили его в глухую какофонию звуков. Этот шум казался вечным, проникая в самую глубину сознания, разрывая голову на части. Но постепенно хаос отступал, как будто кто-то отматывал его назад. С каждой минутой звуки становились приглушённее, пока не остались лишь уханье двигателя и раздражённый голос водителя.
— Сука! Езжай быстрее, чертова колымага! Сука! — истерично выругался мужчина. Его голос дрожал от паники.
— Мы по грязи ползём, быстрее никак, — ответил ему другой, низкий и угрюмый, почти утонувший в шуме мотора.
— Да я вижу, ебать тебя в рот! Но ёбаные монстры догонят ведь!
— Пока не добьют там всех — не догонят, — угрюмо повторил второй голос.
— Тьфу! — первый резко закашлялся, скрипнув зубами от боли. — Бок болит, зараза… Ах! Помогите, мать вашу…
Каждое его слово отдавалось в моей голове эхом. Хотелось хоть немного приподняться, посмотреть, что происходит, но тело не слушалось. Грудь сдавливало, как будто кто-то налёг всей массой, а руки и ноги казались чужими, тяжёлыми, как мокрое бельё. Где-то на лице ощущалась липкость — кровь стекала по щеке и капала под тканевую маску. Пальцы на руках едва шевелились, а ледяной холод, пробирающий до костей, накатывал волнами.
Холод. Он не просто пронизывал — он был везде. Тянул к земле, утягивал в тишину. Холодно и сонно. Тепло покидало меня медленно, но верно, и лишь болезненные толчки в висках не позволяли совсем отключиться.
Но что происходит?
Почему я здесь?
Чей-то вой? Выстрелы? Крики? Я… на войне?
Сквозь больные, рваные мысли не пробивалось ни одного ответа. Всё вокруг плыло, как затянутое густым туманом. Лишь осколки ощущений напоминали о том, что ещё жив. Рваный воздух. Треск мотора. Вязкий привкус железа во рту.
Кто я вообще?
Почему ничего не помню?
Что за чёрт?
Мысли ломались, как подгнившие сучья. Случилось что-то ужасное. Возможно, я ранен. Судя по всему, в голову. Неудивительно, что ничего не вспоминается — ни имени, ни прошлого. Судьба играет со мной жестокую шутку, напоминая, что я всё ещё здесь, на грани, и умираю. Скорее всего, это конец. И… умирать не так больно. Больше тянет холод и сон. Глупо надеяться на что-то большее. Остаётся только молиться — быть может, я был хорошим человеком. Или хотя бы не худшим.
* * *
Очнулся резко, лёжа на спине. Резкий спазм схватил горло, словно невидимая рука сжала дыхательные пути, заставляя дышать поверхностно и рвано.
Я начал задыхаться. Паника захлестнула с головой.
— Ах-х! — выдохнул я хрипло, пытаясь вдохнуть полной грудью, но воздуха не хватало.
Дрожащей рукой я ухватился за горло, стараясь унять сводящий спазм. Делая короткие, судорожные вдохи, начал аккуратно массировать шею, не открывая глаз. Мир вокруг казался далёким и неразличимым, лишь острая потребность в кислороде удерживала в сознании.
— Чёрт! — прошептал я, прилагая всё больше усилий, чтобы преодолеть неожиданную пытку.
Левой рукой, до этого бессильно свисавшей вниз, присоединился ко второй и стал мять горло двумя руками, стараясь унять внутренний спазм. Казалось, ещё немного, и я потеряю сознание. Горячая кровь стучала в висках, наполняя голову звоном.
— Кха-кха! Кхе! — судорожный кашель разорвал тишину, когда горло начало отпускать.
Я продолжал массировать шею, пока не почувствовал, что могу дышать глубже, увереннее. Воздух постепенно наполнял лёгкие, а бешеный ритм сердца начал замедляться. Каждое движение давалось с трудом, но тревога понемногу отпускала.
— Фух, — осторожно выдохнул я, когда дыхание стало ровнее.
Открыв глаза, я увидел перед собой железную крышу песочного цвета. В глаза бросился люк, крупный, с массивной ручкой, а чуть в стороне висели круглые лампы, тускло освещавшие пространство. Свет казался холодным, безжизненным.
Я огляделся, стараясь не издавать лишних звуков. Пространство вокруг было тесным и замкнутым. Я лежал на трёх узких сиденьях с левой стороны, мои ноги немного свисали вниз к задним дверям, а одна рука, видимо, до недавнего момента безвольно болталась. Сиденья напротив меня были такими же узкими и жесткими, но пустыми. Свет из маленьких окон с закруглёнными углами пробивался слабым сизым оттенком, создавая гнетущую атмосферу. Холод, стоящий в салоне, не уступал тому, что царил за его стальными стенами.
На прорезиненном полу валялся автомат. Сильно потрёпанный, с корпусом серо-белой раскраски, он казался массивным. Я посмотрел на свою форму: белый военный камуфляж с пятнами, соответствующими окраске оружия.
— Мой, наверное, — прошептал я.
Голос звучал глухо, будто доносился откуда-то изнутри.
На груди ощущался тяжёлый бронежилет с пустыми кармашками, а на локтях и коленях — белые защитные щитки из материала, напоминающего пластик. Ноги сковывали тяжёлые армейские ботинки, в которых ступни уже успели запариться. Перчатки на руках с резиновыми вставками чуть согревали, но казались неудобными.
Я осторожно поднял руку к шлему, пытаясь его снять, но резкая боль пронзила голову, заставив отдёрнуть пальцы.
— Ай! — прошипел я, сжав зубы.
Было ясно, что со шлемом придется разобраться позже.
С трудом я приподнялся на локтях. Голова кружилась, а в желудке поднималась тошнота, но я всё же смог сесть, прислонившись спиной к холодной стене бронемашины. Водительское место едва просматривалось из моего положения. Я с трудом разглядел двоих — водителя и пассажира. Первый, согнувшись, лежал на руле, а второй уткнулся лицом в приборную панель. Оба были в таких же белых формах, как у меня. На полу под ними скопилась небольшая лужа крови, но запаха разложения пока не чувствовалось.
— Твою мать, — прошептал я, ощущая, как холодок пробежал по спине.
Всё внутри бронетранспортёра выглядело целым. Ни пробоин, ни повреждений. Люк на крыше, боковая дверь и задние створки были надёжно заперты. Создавалось ощущение, что эти двое умерли ещё до начала поездки, но от чего — я пока не понимал.
Картинка была пугающей, а тихая, давящая атмосфера усиливала ощущение безысходности.
Сжавшись в сиденье, я прикрыл глаза, стараясь восстановить дыхание и унять гул в голове. Наконец решился снять шлем. Дрожащими пальцами я отстегнул ремешки, стараясь двигаться максимально осторожно. Боль вновь пронзила голову, но я стиснул зубы и продолжил. Когда шлем удалось снять, я бросил его рядом. Белый, с навороченной конструкцией и внушительной вмятиной на правом боку, он казался почти неповреждённым. Вмятина не пробила его, что, вероятно, спасло
