Калейдоскоп
Избранные стихотворения
Илья Бровтман
© Илья Бровтман, 2025
ISBN 978-5-0067-3166-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Соломоново решение
Велик и славен Соломон.
Он чтит талмуд и тору.
Всегда в суждениях умён,
И мудр в приговорах.
Рахиль и Хая в тронный зал
Вошли с Абрамом вместе.
Он с дочерями их гулял,
Обеих обесчестив.
Обязан защитить закон
Достоинство девицы.
Пусть скажет мудрый Соломон
На ком ему жениться.
Царь объявляет приговор:
— Я разобрался в деле.
Пускай палач возьмёт топор
И жениха разделит.
Рахиль вскричала: — О! Судья,
Абрашу убивая,
Жить не смогу спокойно я.
Пусть достаётся Хае.
— Нет никого тебя мудрей, —
Царю сказала Хая, —
Пускай за всё прелюбодей
Пред Богом отвечает.
Сказал, подумав, Соломон:
— Я приговор меняю.
Рахиль права, пусть будет он
Законным зятем Хаи.
— Твой приговор, — сказал раввин, —
По меньшей мере, странный.
Вчера был суд, достался сын
Той, что была гуманной.
Кто любит — истинная мать.
Сегодня суд подобный.
Так почему решил отдать
Парнишку бабе злобной?
— Вчера я думал, как решить.
Сегодня было проще.
Желает зятя распилить
Лишь истинная тёща.
Предмет зависти
Опять у тёти Сары горе.
Глаза красны от горьких слёз.
Шестого мужа в крематорий
Вести несчастной довелось.
Всплакнула лучшая подруга,
Произнеся при этом речь:
— Одним не дал Господь супруга,
Другие топят ними печь.
Актриса
Она могла от холода дрожать
В полдневный зной ласкающего лета.
На лоб её седеющая прядь
Предательски ползла из-под берета.
К земле сгибала шею голова,
Она уже давно не видит неба.
В её авоське, словно пуда два —
Пакетик чая и буханка хлеба.
Была когда-то слава с ней на «ты»
Афишами её щиты пестрели.
А в дни премьер охапками цветы
С визитками валялись у постели.
Былых воспоминаний карнавал:
Перед глазами снова лица плыли.
Все, кто ей руки страстно целовал,
Давно уже лежат в сырой могиле.
Пропали с улиц тумбы для афиш
И не на что бедняжке опереться.
А был момент: у ног её Париж
Лежал, оставшись только болью в сердце.
От этой боли стал не милым свет.
Она легла у края тротуара.
Белел, на голове её берет
Как некогда алмазная тиара.
Опять аншлаг, последний бенефис.
Мелькают озабоченные лица.
Бессильно опустились руки вниз.
Печальный вздох усталой фельдшерицы.
Вживаясь в непривычную ей роль,
Она стояла на пороге рая.
Забыв про смерть, не ощущая боль,
С мольбою к Богу руки простирая.
Как будто бы услышана мольба
И на экране снова молодая,
Босая, по росе через луга,
Она бежит, ромашки собирая.
Слёзы
Белеют розы на моей могиле.
Твои глаза блестящие от слёз,
Смотрящие понуро и уныло,
Не могут мне ответить на вопрос.
Ну почему ты не могла когда-то
Любить меня и дать душе покой?
И только осознание утраты
Сумело чудо сотворить с тобой.
Ты зря приносишь мне свои букеты.
Я вижу всё равно одну лишь тьму.
Не лучше ли при жизни быть согретым?
А после смерти слёзы ни к чему.
Забота
Абраша дышит еле-еле.
Хрустят суставы как маца.
Его лицо белей постели.
Уже не долго до конца.
Замучил бедного еврея
Ковида заграничный штамм.
К себе отца Варфоломея
Желает пригласить Абрам.
Порою странными бывают
Желанья, если рядом гроб.
Вот удивленье не скрывая,
Явился православный поп.
Не первый раз Варфоломею
Заупокойную читать.
И мусульман, и иудеев
Ему пришлось соборовать.
Религиозные раздоры
Не к месту в этот скорбный час.
Неважно что, Коран иль Тору
Ты чтишь. Ведь Бог один у нас.
— Я не для исповеди, отче,
Позвал Вас, — молвил иудей, —
Я вряд ли доживу до ночи,
А Вы честнейший из людей.
Вот ключ, я сделал накопленье,
Трудясь на жизненном пути.
Прошу Вас взять все сбереженья
И в синагогу отнести.
Крестясь и славя Властелина,
Его спросил отец святой:
— Так почему же Вы к раввину
Не обратились с просьбой той?
— О! Батюшка, прошу прощенье, —
Вздыхая, отвечал Абрам, —
В инфекционном отделении
Не место тем, кто дорог нам.
Зелёный змей
Бутылка выпала из рук.
Сегодня Бахус лучший друг.
Кружась, вальсирует кафе,
И я наверно подшофе.
Кричу: — бармен еще налей.
Был прав упрямец Галилей
Когда твердил, глотнув вина,
О том, что крутится Она.
Пора покинуть мне кабак.
Но как найти дверной косяк?
Хоть до него всего лишь шаг
Не попадаю я никак.
Какой-то выпивший нахал
В дверях мне руки оттоптал.
А обнаглевшее крыльцо,
Вскочив, ударило в лицо.
Где дом, с какой он стороны?
На небе светит две луны.
И каждая с собой зовет.
Я начинаю свой поход.
Вперед уверенно иду,
Роняя кепку на ходу.
Вот, наконец, родной забор.
Сейчас калитка и запор,
Откроются и я в кровать
Свалюсь, чтоб до утра поспать.
Но что за несусветный вздор?
Все не кончается забор.
Уже наверно три версты
Я продираюсь сквозь кусты.
Бес в эти дебри заманил.
Я лег в траве, лишившись сил.
Меня кустарник как жена
Обнял, и я во власти сна…
Уже светло, открыл глаза —
Вокруг цветы, трава, роса.
Вдали лесок и косогор.
Глазами я ищу забор.
Я на земле среди берёз,
А рядом бочка. В ней навоз.
Вокруг неё, лишая сил,
Меня зелёный змей водил.
