Промт инжиниринг
Глава 1: Последний день обычной жизни
Зеленая лампа на треснувшей подставке освещала стол, заваленный листами бумаги, распечатками кода и пустыми чашками из-под кофе. В её неровном свете танцевали тени — призраки бессонных ночей и несбывшихся надежд, которые преследуют каждого программиста в предрассветные часы. Мартин Ливерс вздохнул и потер воспаленные глаза. Очки в тонкой титановой оправе оставили красные следы на переносице — он не снимал их уже часов пятнадцать. Эти следы были похожи на клеймо его профессии, на метку принадлежности к касте тех, кто променял сон на строки кода. Массивные настенные часы показывали 3:17 утра. Их тиканье напоминало метроном, отсчитывающий последние часы его прежней жизни — жизни, в которой главными загадками были алгоритмы и нейросети, а не природа человеческого сознания. Финальный проект по нейросетевому программированию был почти готов.
— Ещё немного, — пробормотал он, вглядываясь в строки кода. — Ещё чуть-чуть…
В тусклом свете настольной лампы он казался тенью самого себя: худощавая фигура, растрепанные темно-русые волосы, осунувшееся лицо с несколькими днями щетины. Его тело было здесь, в маленькой комнате общежития, пропахшей растворимым кофе и электроникой, но разум парил где-то между нулями и единицами, в том особом пространстве, где логика встречается с интуицией. Единственное, что выдавало в нем жизнь — блеск умных карих глаз, жадно всматривающихся в монитор, словно тот содержал величайшие тайны вселенной. И в каком-то смысле так оно и было — для Мартина код был языком творения, способом говорить с миром на его фундаментальном уровне.
Пальцы летали над клавиатурой. Каждое нажатие клавиши звучало как нота в симфонии создания, каждая строка кода была мазком на холсте его цифрового шедевра. Мартин всегда говорил, что в такие моменты его руки словно подключаются напрямую к мозгу, минуя сознание. Это состояние программисты называли «потоком» — когда граница между человеком и машиной стирается, и ты становишься проводником чистой информации. Код рождался сам собой, строка за строкой, функция за функцией. Алгоритм распознавания эмоций на основе минимальных данных — его дипломный проект, его детище, его гордость. Его попытка научить машины понимать то, что люди часто не могут понять друг в друге.
Нейросеть «Эмпатус» — его собственная разработка, способная определять эмоциональное состояние человека по минимальным входным данным: паттерну дыхания, микродвижениям зрачков, едва заметным изменениям в интонации. Название он выбрал не случайно — от латинского «empathia», сопереживание. В мире, где люди все больше отдалялись друг от друга, пряча истинные чувства за масками социальных сетей и корпоративной вежливости, его алгоритм должен был стать мостом понимания. Профессор Ван Хайден называл это бессмысленной тратой времени. «Слишком много переменных, слишком мало исходных данных», — говорил он. «Человеческие эмоции — это хаос, а не математика», — добавлял профессор с той снисходительной улыбкой, которую приберегал для особенно наивных студентов. Но Мартин знал, что он прав. Чувствовал это. В глубине души он верил, что в кажущемся хаосе человеческих эмоций есть скрытый порядок, паттерн, ждущий своего открывателя.
Мартин отпил глоток давно остывшего кофе и поморщился. Горечь напитка смешалась с металлическим привкусом усталости во рту. Сколько чашек он выпил за эту ночь? Десять? Двенадцать? Кофеин уже давно перестал бодрить, превратившись в ритуал, в якорь, удерживающий его в реальности.
— Ну давай же, — прошептал он, запуская финальную компиляцию. Его голос прозвучал хрипло, словно он не говорил уже несколько часов. А может, и дней.
Строки зеленого текста побежали по черному экрану. Они напоминали водопад данных из древних фильмов о хакерах, только здесь не было романтики киберпанка — лишь холодная красота алгоритмов, преобразующих человеческую природу в математические функции. Индикатор прогресса медленно заполнялся, отражаясь бледным светом в стеклах его очков. 78%… 85%… 93%…
В этот момент, наблюдая за ползущим индикатором, Мартин испытал странное чувство — словно он стоит на пороге чего-то большего, чем просто защита диплома. Словно эти последние проценты отделяют его не от завершения проекта, а от начала чего-то совершенно нового и неизведанного.
Внезапный стук в дверь заставил его вздрогнуть. Звук показался оглушительно громким в предрассветной тишине, словно вторжение реального мира в его цифровое убежище.
— Ливерс, ты там жив? — раздался хриплый голос из коридора. В интонации слышалась смесь беспокойства и привычной иронии.
— Входи, Кайрен, — отозвался Мартин, не отрывая взгляда от экрана.
Дверь со скрипом открылась, издав протяжный стон, похожий на жалобу старого здания на очередное нарушение покоя. В комнату ввалился высокий парень с копной огненно-рыжих волос, собранных в небрежный пучок. Его появление было похоже на вторжение солнечного света в пещеру — яркое, теплое и слегка дезориентирующее. Кайрен Шелтон — его сосед по общежитию, специализирующийся на квантовой криптографии, и, пожалуй, единственный человек, которого Мартин мог назвать другом. Единственный, кто понимал красоту элегантного алгоритма и мог часами обсуждать преимущества различных хеш-функций.
— Твою ж квантовую запутанность, чувак, — Кайрен плюхнулся на кровать, заваленную учебниками. Пружины жалобно скрипнули под его весом, добавляя еще одну ноту в симфонию звуков старого общежития. — Ты что, всю ночь не спал? Опять?
— Дописываю финальную часть, — Мартин кивнул на экран, где индикатор компиляции достиг 98%. — Защита через шесть часов. Хочу быть уверенным. Хочу, чтобы все было идеально. Чтобы ни у кого не осталось сомнений в жизнеспособности моей идеи.
— Ты и так будешь лучшим, — Кайрен зевнул и потянулся. Его движения были расслабленными, почти кошачьими — полная противоположность напряженной сосредоточенности Мартина. — Ван Хайден, конечно, сволочь, но даже он не сможет занизить тебе оценку. Твой алгоритм — чистый гений. Я видел, как он работает. Это похоже на магию, только лучше — потому что ты можешь объяснить, как она работает.
Мартин слабо улыбнулся, но ничего не ответил. В глубине души он знал, что Кайрен прав, но годы академической скромности и синдром самозванца не позволяли ему принять комплимент. Кайрен всегда преувеличивал его таланты. Да, он был хорош в программировании, особенно в нейросетях, но гением? Вряд ли. Просто он видел паттерны там, где другие видели хаос. Улавливал тонкие связи между, казалось бы, разрозненными данными. Это было похоже на умение видеть созвездия в россыпи звезд — не создавать их, а просто замечать то, что уже существует. Ничего сверхъестественного.
Компьютер издал мелодичный звук, сигнализируя об окончании компиляции. Три восходящие ноты —
