Чудесные рисунки боярышни-актрисы
Глава 1
Глава первая, в которой Любомира совершает глупый поступок
Мира стояла перед дверью, силясь унять охватившую ее дрожь. Глупый поступок. Не следовало сюда приходить. Но и уйти, потому что не хватило храбрости нажать на кнопку звонка, глупо.
Она так волновалась, что не услышала шагов того, кто поднимался по лестнице.
- Вы ко мне? – спросили за спиной.
Мира вздрогнула. И с облегчением поняла, что избежать встречи с прошлым уже не получится.
- Да, - ответила она, поворачиваясь к Вольке.
Ей хотелось, чтобы голос звучал уверенно, но… получилось ли? Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось.
Узнает? Прогонит?
Мира с жадностью рассматривала Вольку. Так близко она не видела его много лет, с тех самых пор, как он уехал на практику в степи. В Курай, где артефактом может стать любой камень. Тогда он учился в университете. Ему – двадцать два, а ей едва исполнилось шестнадцать…
- Сильно изменился? – поинтересовался Волька.
Спокоен, невозмутим. И, значит, узнал. Но остался равнодушен.
- Ничуть, - заверила его Мира.
- Не лги.
- Если ты о внешности, то да, ты повзрослел. – В сердце полыхнула обида. – В остальном же…
Мира осеклась, прикусила язык. Она и без того выдала себя, явившись незваной гостьей. Признаться, что до сих пор ощущает Вольку по-особенному? Благодать или очарование, как ни назови, а рядом с ним у Миры сбивается дыхание, сердце стучит чаще, слабеют ноги и щемит в груди. И не потому, что Волька – все тот же блондин с васильковыми глазами и приятными чертами лица. Не потому, что он все так же высок и широкоплеч. Просто она не забыла. Ничего не забыла: ни детской влюбленности, ни первой любви. Не забыла его особенного отношения, его доброты и заботы. И, если задуматься, Волька – единственный, кто…
- Ты права. – Он по-своему расценил ее молчание. – Неподходящее место для беседы.
- Пригласишь в дом? – Мира кивнула на закрытую дверь. – Можешь отказать, если считаешь, что визит такой, как я, тебя скомпрометирует.
Когда-то давно Мира принадлежала к роду, что считался древнее великокняжеского, и Волька был неподходящей партией. Он и теперь бастард, но все же княжич, ведун, известный артефактор. А она… всего лишь актриса, женщина полусвета.
- Придется пригласить. – Губы его тронула усмешка. – Умру от любопытства, если не узнаю, что тебя ко мне привело.
Любопытство лучше, чем равнодушие.
Мира осматривалась, не стесняясь. Ей тоже любопытно: как Волька живет, один или с женщиной. Холост, это она знала. Однако для мужчины его возраста, наверное, обычно иметь любовницу? Если она и была, в этой квартире не появлялась. Мира заметила бы присутствие женщины: запах, случайно забытую вещь, попытку сделать гостиную уютнее. Но ничего похожего. Наоборот, разбросанные вещи, пыль на мебели, крошки и грязные чашки на столе.
- Прости. – Волька проследил ее взгляд. – Я недавно вернулся, некогда было заниматься уборкой. И гостей я не ждал.
- Ты сам моешь полы? – спросила Мира, устраиваясь на диване.
Глупый поступок. И о чем она думала, явившись сюда? Нет, понимала, что Волька навряд ли обрадуется ее визиту. Или все же надеялась, что…
Он поспешно убрал со спинки дивана какую-то тряпку. Кажется, подштанники?
- Нет, конечно. – Заодно Волька сгреб одежду с кресла и стульев, приоткрыл дверь в соседнюю комнату, кинул туда вещи. – Но никого не пускаю в дом, когда меня здесь нет. Привычка.
Мира кивнула. И… что дальше? Она не знала, что сказать, а Волька помогать не спешил.
Волька…
Мира все еще называла его про себя тем детским именем, милым ее сердцу. Но он давно из него вырос. И как теперь? Володя? Наверное, все же Владимир.
- Не знаю, что тебе предложить, - произнес он. – Пожалуй, справлюсь с чайником. Будешь чай?
Мира представила, как он кипятит воду, достает жестяную коробочку с чаем. И заваривать, наверняка, будет в кружке, потому что чайного сервиза в его доме нет. Как ищет чистую чашку – обычную, без рисунка. И предлагает сахар, колотый на кусочки. Мира готова была поклясться, что нет ничего вкуснее этого чая.
- Ничего не нужно, спасибо, - ответила она.
- Тогда я тебя слушаю.
Волька сел напротив, облокотился на спинку стула, закинул ногу за ногу. Расслабленная поза, но это обман. Он напряжен. Не понимает, зачем она явилась. И, кажется, чего-то опасается.
Грустно.
- Честно говоря, не знаю, о чем говорить, - призналась Мира.
Волька удивленно приподнял бровь.
- Любаша, но это ты пришла ко мне, а не наоборот, - напомнил он.
На глаза навернулись слезы. И Мира пожалела, что отказалась от чая. Можно было бы перевернуть чашку, отвлечь внимание, чтобы он не увидел… не заметил…
Надо же! А она считала, что давно разучилась плакать вот так, искренне, не для роли. Любаша! Она забыла это имя.
- Прекрати, - попросил Волька. – Терпеть не могу женских слез.
А он решил, что она играет. Возможно, подумал, что Мира так напоминает ему о прошлом. О том, как они познакомились.
Как же стыдно.
Она достала из сумочки платок, промокнула им глаза.
- Прости. Воспоминания нахлынули. Я давно уже не Любомира. Отец лишил меня родового имени.
- Мирослава Чарская? – Волька сцепил на колене руки. – Не знал, что это ты. Я нечасто хожу в театр. Фамилия мужа?
- Сценический псевдоним. Я никогда не была замужем.
Он себя выдал. Мира не говорила, и он не мог знать, если не видел ее раньше, на сцене. Значит, узнал. Еще тогда, когда она заметила его в ложе. И это… плохо. Волька не искал встречи. А Мира явилась к нему домой.
- Так зачем ты пришла? – спросил Волька.
Холодно-то как. Похоже, в квартире не работает отопление. Мира поежилась. Она поступила глупо. И единственное, что должно сделать – это уйти и забыть. Хотя бы попытаться.
- Прости. – Мира улыбнулась. Как она надеялась, очаровательно. Вот теперь она играла. – В труппу столичного театра меня звали давно, но я не возвращалась, пока был жив отец. Он умер летом, и я посчитала, что нет причин и дальше отказываться… – Она зябко повела плечами. – Я не думала о
