Гэвин Маккри
Сестры Мао
Посвящается Иньяки и памяти Маргарет Маккри
Gavin McCrea
THE SISTERS MAO
© Copyright © by Gavin McCrea 2021
© Федюшин В. В., перевод на русский язык, 2023
© Издание. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2025
© Оформление. Т8 Издательские технологии, 2025
В смене речь трижды коснется ее,
И лишь тогда к ней будет доверие.
В книге упоминаются различные наркотики, издательство предупреждает о недопустимости применения и распротранения наркотических средств. Книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Изобразительные описания не являются призывом к совершению запрещенных действий.
Начало
Больница Управления общественной безопасности, Пекин
1 мая 1991 года
Мой дорогой Мао,
Сегодня еду мне принесли еще затемно. Я была настолько голодна, что не могла спать дальше, а тут же пошла с миской к окну, где было достаточно света, чтобы разглядеть и зацепить личинки, которые они кладут мне в еду, – скорее для своего развлечения, чем для моего пропитания. И там, на полу, где ночь освещала ночь, я заметила нечто, о чем хотела бы тебе рассказать, нечто, что избавило меня от немоты и заставило наконец к тебе обратиться. Я заметила, любовь моя, что обращаю внимание на свои пальцы, касающиеся палочек, риса, личинок, но не на сами вещи. Мой взгляд был прикован не к тому, в чем я испытывала голод, а к голодающей – самой себе. И тогда я поняла, что изменилась. Я осознала себя. Благодаря бессоннице и лишениям я обрела способность смотреть на мое бытие сверху и издалека, и мое бытие поэтому стало бытием другого, единичным и отдельным. Я поняла, что наконец смогу подвергнуть критике свои недочеты и ошибки, исправиться, оправдаться перед тобой, как перед судьей.
Ты знаешь, что мне всегда было сложно успокоить разум. Я жила недисциплинированно. Мне трудно было проявлять настойчивость, я слишком любила брести своим путем, постоянно переходя с одной дороги на другую, – утром служила Цинь, а вечером Шу [1]. Но в тот момент, в тот долгий и тихий момент я обрела ясность. Я увидела, как черное становится белым, а белое – черным, и, возможно, впервые обрела над собою власть. Старая защита, из которой я давно возвела вокруг себя стены, пала, и со мной осталась только та обнаженная фигура, которую я видела.
Было шоком так столкнуться с собой; таким шоком, что когда я услышала вопль из другой камеры, то подумала, что он мог принадлежать мне. Я чувствовала себя одновременно бесконечно легкой и бесконечно материальной. Миска в моих руках, которая внезапно стала ощущаться, словно булыжник, прошла через мои пальцы, как перо проходит через воздух. Я просто смотрела, как еда, моя драгоценная еда проливается на пол, и с удивлением поняла, что в моей реакции не было ни гнева, ни отчаяния. Я не пиналась, не ругалась, не ползала по полу, собирая упавшее, как отчаянно бы делала еще вчера. Ибо обнаружила, что мне этого больше не надо. Более того, у меня вообще больше не было желаний каждый мой орган был удовлетворен и сыт.
Чаша из дешевого бамбука отскочила от пола, повернулась набок и покатилась, остановившись вверх дном. Этот шум привлек внимание часового в коридоре. В двери открылось окошко, и я почувствовала, как внутрь через решетку проникает ее взгляд, и я не лгу тебе, почтенный муж, клянусь, в тот момент я сама находилась на месте часового. Я тоже была снаружи и смотрела внутрь, видела то, что видела она, ее глаза были моими глазами: они рассматривали мои движения, проникали в мои мысли. И, о великий спаситель, какое тогда я испытала блаженство! Какая радость после шока! Эта радость остается во мне до сих пор, и, кажется, она неуязвима. Я достигла той точки, к которой стремится каждый революционер, каждый китаец, каждый коммунист в мире, – точки, с которой можно начать тотальную самокритику. Целая жизнь репетиций – и вот начинается представление.
Твоя маленькая актриса Цзян Цин
Айрис
1968
I
Айрис никогда прежде не бывала в этой квартире. Она бы и сейчас в ней не оказалась, если бы за четыре дня и ночи не обошла все привычные заведения. В среду она вышла из дома с намерением заглянуть в «Спикизи» и выпить всего один напиток. Выпивка превратилась в тяжелую ночь в «Хэппенинг 66», за которой последовал 48-часовой поход по ночлежкам и сквотам [2] Эрлс-Корта. Где-то в субботу в баре «Мидл Эрт» она потеряла из виду последнего надежного знакомого. За неимением альтернатив она решила превратить в друзей группу офисных клерков. Продав им несколько трипов [3], она в качестве своего рода консультанта и гида пошла с ними, и вместе они направились на импровизированную воскресную вечеринку на пустыре в Ноттинг-Хилле. Затем, после полицейского налета, она проводила их сюда, на это место на Портобелло-роуд. Еще один акт щедрости с ее стороны. Ей бы лучше закончить день и как следует выспаться, но держать свой опыт при себе она не могла.
Квартира, которую она подвергла полному осмотру по прибытии, была обставлена по всем канонам ушедшей эпохи – обычные обои в цветочек и темные ковры, которые намеренно не убрали. Вместо этого их прикрыли дешевыми символами современности: комнатными растениями, полосатыми казахскими коврами, киноафишами в рамках, орнаментами с буддистскими мотивами. В гостиной на место камина был поставлен газовый обогреватель, а перед ним буквой Г стояли надувные диваны. В прилегавшей к ней столовой не было ни столов, ни стульев, зато были разложены подушки и кресла-мешки, образовывавшие на полу круглое пространство для танцев. Под прожектором, на месте занимавшего раньше почетное место комода, стояла мощная акустическая система Bang & Olufsen. Вдоль стен тянулась вереница пластинок. Сейчас из колонок звучал Pink Floyd.
– Челы, вы любите пластиковое дерьмо, – сказала она.
Остальные – дизайнеры, рекламщики и маркетологи – рассмеялись. В ответ на открытое презрение с ее стороны они относились к ней тепло и приветствовали в своем кругу, не ожидая, что она станет такой же, как они: ведь в наше время все тусуются со всеми.
– Отлично, – сказала она, потому что поняла их игру, и сопротивляться было слишком поздно. –
