заструилась по ладони. Она помазала ею клюв. Петух языком слеиал ее и вдруг громко и протяжно запел так, что зазвенели стекла у стоящих рядом повозок.- И-ку-ку! Быть твой друг навсегда, — сказал он на ломанном языке и, склонив голову, уставился на нее ярко-голубым глазом. Второй петух стоял совершенно безразлично. Глаза его были рыжие, меланхоличные, да и шкура была более свислой. Скорее всего, он был либо старым, либо просто не интересующимся всем, кроме кормления. Да и того, он не затребовал у Файфеля, когда тот аккуратно приделал на спину седло.- Раз вы уже подружились, — сказал Файфель, — сделайте-ка круг вдоль побережья и возвращайтесь. Я пока объеду вдоль фермы, посмотрю. Дикие козлупыри, говорят, снова повадились. Ходят сюда. Решетку ломают.Айсен села в седло. Она хотела одеть на клюв петушиного ящера поводья, но тот дернул головой.- Не надо одевать. Я подчиняться, слушаться тебя. Я хотеть быть твой друг. Ты делать меня свой друг?Айсен впервые задумалась.- Знаешь, у меня и друзей-то нет, — вдруг сказала она. — Ну, пожалуй, что только Хелен.- Кто быть? — спросил петух. Она плавно покачивалась в седле. Он вышагивал, демонстративно ровно выступая узловатыми ногами, длинный, покрытой перьями хвост, гулял из стороны в сторону. Айсон только сейчас поняла, насколько петушинный ящер огромный. Больше, даже, чем грузовая повозка, толщина ноги была равна или даже превышала ширину ее бедер.- Ну, это ангелоид. С детства меня знает. Немного постарше, чем я. Я ходить училась вместе с ней, пробовала рисовать. Мы в парке вместе с ней бывали. Знаешь, встретила там сегодня Соловья Развратника.- Он тоже быть твой друг? — спросил петушинный ящер. Скорость егодвижения постепенно нарастала. Такие огромные рептилии редко бросались с места вперед. Тем более было видно, что он выказывает своему всаднику уважение.- Да, нет, просто странное создание. Думала, что птица оказалась габел.- Габел? Срединный мир? — спросил петушинный ящер.- Знаешь о срединном мире?- Быть на задании два раза. Срединный мир. Очень больно стрелять, ноги отрывать. Потом хозяева выращивать новые ноги. Моя хотеть быть твой друг, ты соглашаться? — Снова спросил ящер.- Да, да, наверное, но учти, я сама не очень хорошая подруга.- Очень. Ты давать хороший кровь, хорошей лигула, — щелкнул клювом петушинный ящер. — Ты давать еще? Я показывать тебе то, что не показывать никому. Летать высоко. У Айсен перехватило дух. Летать. Она давным-давно хотела подняться над землей, но и мать, и отец категорически запрещали ей это. Даже Хелен, которая обладала недюжинной силой и могла взлететь, держа в руках повозку, и та отказывала ей под предлогом того, что ее банально может стошнить с непривычки.- Но ты хорошо давать мне лигула, — сказал петушинный ящер, взъерошил длинные перья по бокам.- Ну, хорошо, — Айсен огляделась, рядом не было ни Файфеля, ни его угрюмого ящера с печальными оранжевыми глазами.Она быстро сняла с пояса кинжал и проткнула себе плечо. Неумело, лезвие прошло сквозь руку и уперлась в лопатку, тут же нахлынула жгучая боль, однако тело Айсен, подготовленное к ощущениям боли, сразу же принялось зарачивать рану. Лигула заструилась мощным потоком, яркая, голубая, блестящая. Превозмогая боль, девушка собрала ее целую горсть и размазала по клюву рептилии.- Больше, больше давать, — петушинный ящер перешел на бег, сначала не скорый, но все более нарастающий, он ударялся мощными ногами, удивительно плавно, как будто бежал по гигантскому ворсистому ковру, его хвост ходил из стороны в сторону практически на сто восемьдесят градусов. — Больше давать. Айсен три раза размазала свою лигулу по клюву рептилии, прежде чем она прекратила течь и рана стала затягиваться сама собой.- Еще больше давать, — он распушил перья так, что по бокам его туловища уже торчало два пернатых шара.Айсен хотела было остановиться, ей действительно стало нехорошо, не комфортно, тошнить, но она не могла остановиться, уж слишком она далеко зашла. В голове кричало, «это обман, какой к черту полет, это просто гигантский страус, что он может, тупой динозавр обманывает тебя, пьет твою кровь, возьми да пристрели его», но она решила идти до конца, как делала, это всегда. Последняя четвертая горсть лигулы, они добежали почти до самой кромки воды. Мощная набережная, мощеная змеиным камнем, розовела прямо перед ней, статуи странных созданий, держащих что-то в пастях, молчаливо взирали на бегущую на них вперед гигантскую тушу петушиного ящера, когда она последний раз размазала лигулу по клюву рептилии перед самой водой, петух громко запел, запрокинув назад узловатую шею, тут же взметнулись по краям короткие толстые крылья, обрамленные длинными, в три раза длиннее самого петушиного ящера перьями. Как животное умудрилось их прятать вдоль себя, Айсен совершенно не могла понять, хвост стал в два раза короче. Вот в чем дело, то что она принимала за длинный змеиный хвост и были перья, сложенные вместе, они действительно напоминали острый чешуйчатый хвост, однако теперь ящер распушил свой настоящий, короткий широкий, похожий на хвост орла. Оттолкнувшись мощными ногами, петушиный ящер совершил огромный длинный, почти в пятьдесят метров прыжок. Такое создание не могло его сделать никак иначе, кроме как применив волшебство, он взмыл высоко, однако вес тут же сказался на нем и почти над самой кромкой воды он раскрыл свои широкие, короткие крылья еще больше и полетел. Он летел совершенно беззвучно, все звуки вокруг тоже стихли, Айсен посмотрела в отражении на воде, волосы ее развивались, подобно черной траве на ветру, глаза до этого темные, вспыхнули вдруг красным светом, горели как рубины. Рука мгновенно зажила, сделав мощный вираж, петушиный ящер пролетел сквозь растущие над водой деревья, когда он снова оказался посередине океанского берега, Айсен увидела, что половина ее тела, особенно вокруг раны, окутана длинными лозами. Она хотела сбросить их, но невероятное чувство покоя не дало ей даже пошевелиться. Она летела, впервые за свои более чем два года осознанной жизни она летела, пусть и не сама, пусть в седле какой-то сумасшедшей ящерицы, громко кукарекающей, а потом вдруг заглушающей все звуки вокруг нее, но летела. Полет чудовищного монстра казался удивительно гармоничным, вписанным в это бытие, а главное, сидящая на спине его всадница полностью слилась с этим миром, с этим мгновением. Настоящий полет, полет на спине живого создания, родство с этим созданием, Айсен вдруг почувствовала, что слышит мысли петушиного ящера, что его яркие голубые глаза такие же, как ее собственная лигула, такие же, как вода в океане, все это сливается в единую картину, большого стеклянного шара.Который существует над ней и в ней, мысли, разговоры рыб под водой, громкое кваканье маленьких
