остальных не хотелось, поэтому я облачилась в платье и поспешила вслед за Малашей на улицу.
Как и в мире людей, баня обдерихи стояла на опушке леса, и сейчас с ее узкого крылечка были видны красные огни, мелькавшие среди высоких деревьев.
– Костер уже запалили, – сказала Малаша. – Поспешим, доченька.
Мы прибавили шаг, и через несколько минут ступили на большую поляну, окруженную могучими вековыми дубами. Посреди поляны извивались в причудливом танце огромные языки пламени, а рядом с ними на большом замшелом валуне, как на троне, сидел дед Ермил – леший, хозяин местных угодий. Его длинная седая борода в отблеске огня казалась рыжей, а в зеленых глазах плясали красноватые блики.
На праздник явилось столько народу, что треск горящих поленьев утонул в гуле сотен голосов. В ожидании праздника гости разделились на группы и активно обсуждали новости, спорили или громко смеялись.
– Матрена!
Перед нами, как из-под земли, появилась стройная девушка в таком же платье, как у меня. Ее кожа была белой и гладкой, будто фарфор, глаза – черными, как ночь, а в темные волосы была вплетена нежная головка ненюфара.
– Привет, Аша, – улыбнулась я. – Рада тебя видеть.
– А уж как я рада, – заулыбалась в ответ русалка. – Тетя Малаша, я ее забираю. Нас девчонки заждались.
– Идите, девоньки, – кивнула обдериха. – Веселитесь, красавицы.
Аша схватила меня за руку, и мы поспешили к костру. К нам тут же подбежали две девушки, одинаково рыжеволосые и зеленоглазые. Их платья были цвета молодой листвы, а локоны оказались украшены венками из веток, травы и цветов.
Навки.
Одну из них звали Настасьей, а вторую – Аграфеной.
– Наконец-то все в сборе! – сказала Настя, крепко меня обняв. – Вы уже пробовали угощение? Тетка шишига принесла пироги с черничным вареньем, а Митька-медведь – копченую рыбку.
– Тебе лишь бы поесть, обжора, – фыркнула Аграфена. – Мы сюда танцевать пришли или объедаться? Сначала праздник, потом ужин.
Настасья закатила глаза, но ответить не успела. Над поляной пронесся оглушительный звон. Все вокруг замолчали и повернулись к костру.
Дед Ермил уже поднялся с валуна и теперь стоял в стороне от огня, высокий и величественный. В правой руке он держал длинный деревянный посох.
– Други мои, – его голос звучал гулко, как лесное эхо, – тепло вернулось в наши края! Наши суровые братья, духи зимы, отправились в свои северные чертоги. Давайте пожелаем им ровной дороги и восславим румяную весну и красное лето!
Хорошенько размахнувшись, леший воткнул посох в землю. В тот же миг по нему, как по живому стволу, побежали тонкие веточки, а с них опустились вниз разноцветные ленты – изумрудные, красные, желтые, белые, голубые…
Поляна огласилась радостными криками. Молодежь сорвалась с места и кинулась завязывать эти ленты в узлы. Мне удалось ухватить сразу две – алую и зеленую.
– Говорят, на майские ленты можно загадывать женихов, – заметила стоявшая рядом со мной Аграфена. – Какая лента достанется, таков окажется и жених.
– Моя лента голубая, – заметила Настя. – Водяной ко мне, что ли, посватается?
– А у Матрены, выходит, будет сразу два жениха, – захихикала Аша. – Не многовато ли, Матрена? Сдюжишь ли сразу двоих?
Меня будто обдало жаром.
А ведь это уже было. Давно, целых двенадцать лет назад. Так же горел праздничный костер, шумели веселые голоса, а мы с подругами так же вязали узлы на майском дереве. В ту ночь мне тоже выпали две ленты – красная и зеленая. Кто-то из старших – не то старая шишига Пелагея, супруга деда Ермила, не то водяница Веренея – пошутил, мол, какая выпадет лента, таков окажется будущий супруг. Я над этим посмеялась – мне было пятнадцать лет, и замужество тогда представлялось чем-то далеким и малоинтересным. А потом появился ОН.
Я закрыла глаза, и, как наяву, увидела картину того далекого праздника…
…Майский костер пылает едва ли не до небес. Играет музыка, вокруг огня танцуют веселые гости. В стороне от них, у священных дубов, стоит мужчина. Он статен и высок. Его длинные волосы белее снега, а взгляд такой острый и пронзительный, что я ощущаю его через всю поляну. Он смотрит на меня – в этом нет никакого сомнения.
Внезапно ко мне подбегает Малаша. Она хватает меня за руку и настойчиво ведет к деревьям, что-то бормоча про важное знакомство и великую честь. Мы подходим к мужчине, и у меня перехватывает дух от магического потока, что идет от него во все стороны. Обдериха вежливо склоняет перед ним голову и заставляет поклониться меня.
– Вот, Игнат Огнеславович, моя названная дочь Матрена, – с гордостью говорит она, подтолкнув меня вперед.
В мое лицо тут же впиваются большие янтарные глаза с вертикальным кошачьим зрачком. Или зрачок вовсе не кошачий, а… змеиный?
Я сглатываю вязкую слюну, которой от этого взгляда наполнился рот.
Мне не надо спрашивать, кем является этот мужчина.
Это цмок – огнедышащий змей-оборотень, владыка камней и подземных вод.
Я в первый раз вижу его на этом празднике. Да что там, я вижу его первый раз в жизни! Общаться с такими сильными серьезными чародеями мне еще не приходилось.
– Хороша, – с улыбкой говорит цмок. Его голос мелодичен, однако в нем слышится холод подземелий и морских глубин. – Молодая, но сильная и способная. Что же, Маланья, отдашь ли ты Матрену мне в жены?
Мои глаза становятся круглыми, как блюдца. Я поворачиваюсь к обдерихе и вижу, что она удивлена не меньше меня. Ее щеки бледны, как бумага, взгляд изумленный и испуганный.
– К-конечно, господин… – невнятно бормочет она. – Ваше предложение – великая честь… Но… Как же…
– Присылать сватов я не стану, – продолжает Игнат Огнеславович. – Раз уж я посватался сам, в этом больше нет необходимости.
Я сжимаю Малашину руку, а она прижимает меня к себе, явно борясь с желанием спрятать меня за своей спиной.
– Когда же будет свадьба?
Ее голос дрожит, однако маг не обращает на это внимание.
– Со свадьбой мы торопиться не будем, – спокойно говорит он. – Дадим Матрене время повзрослеть. А чтобы невеста не сомневалась в серьезности моих намерений, я сделаю ей маленький подарок.
Он протягивает мне руку. Я несколько секунд с испуганной нерешительностью смотрю ему в лицо, а потом вкладываю в его ладонь свои дрожащие пальцы. Игнат целует мое запястье, и на нем появляется узкий ободок металлического браслета. Рисунок на его внешней стороне напоминает змеиную чешую.
Цмок отпускает мою ладонь и, еще раз взглянув мне в глаза, уходит к горящему костру.
Я оборачиваюсь к Малаше.
– Мамушка, что это было?!
– Я ничего не понимаю,
