в уже начатой войне; и нет ничего глупее, чем призывать немецкую ненависть на голову Альбиона, чтобы испортить себе всякие перспективы мира с ним.
Однако я говорю о возможностях, которые Германия даже и не рассматривает. Она не будет «остро нуждаться» в Англии, она не будет нуждаться вообще ни в ком. Она победит под руководством своего вдохновенного фюрера и осчастливит мир своим светозарным миротворчеством, новым порядком, основанным на глубокой, возвышенной и близкой всякому сердцу идее силы. Она попросту не может не победить, потому что ведь она — это молодой революционный и творящий историю народ, которому поручена грандиозная миссия по преобразованию мира, меж тем как его противники борются лишь за то, чтобы все осталось по-старому — обреченное и противное истории стремление, проистекающее из их старости, декадентской утонченности, витальной опустошенности и близости к смерти. Это усталые, оставленные духом истории народцы, не заслуживающие более ни жизни, ни власти, ни сокровищ, которые они стерегут.
Таково убеждение Германии, таково освещение, в котором ее учителя привыкли видеть ситуацию в мире и распределение ролей между нациями. Ну а если теперь выйдет тот, кто назовет это опасной чушью — опасной для жизни тех, кто в нее верит? Если бы кто-то выступил и объявил разглагольствования до сих пор столь предусмотрительно выжидающего господина Муссолини о «молодых нациях, которые заставят господскую плетку хлестать о спины отживших свое и созревших для рабства» глупейшим фанфаронством, какое когда-либо сотрясало воздух? Хотелось бы знать, каким образом Италия, которую можно назвать колыбелью современной цивилизации, «моложе», чем французы и англичане? А что, Германия «моложе» их потому, что у нее, к несчастью, столь замедленная и запоздалая национальная история? Тайна жизни и смерти, здоровья и болезни — для нацистов ничто. Но она кое-что значит для философской критики, в которой вообще-то привыкли видеть сильную сторону немцев. Человеческое не исчерпывается чисто биологическим; духовное тоже входит в его «био», и потому понятия «здоровья» и «болезни» в этой сфере следует использовать крайне осмотрительно. Разве из болезни не может родиться более высокая и даже высшая жизнь, и не бывает ли, что в цветущем, на первый взгляд, здоровье затаилась смерть? Это грубейшее непонимание человеческого «био», недостойное немецкого духа и в то же время, к сожалению, по-своему немецкое: сразу же видеть в утонченности смерть, а здоровье — лишь в брутальности. Утонченности знакомо упорство, которое, как правило, брутальности не по зубам, когда дело доходит до настоящего выбора. Витальное превосходство первой над второй остается, по крайней мере, возможностью для человека, а победы зрелых цивилизаций над варварством являются предметом гордости в истории гуманизма. Однако склонность немцев считать старые культуры европейского Запада изъеденными червоточиной и близящимися к закату, рассматривать их расслабленность, столь непохожую на немецкую напряженность и стискивание зубов, как неприспособленность к жизни и высокомерие умирающего, а их скептицизм — как недостаток силы и упадок душевной энергии, — эта склонность датируется отнюдь не сегодняшним днем, однако под предводительством и учительством нездорового брутализма она возросла до роковых степеней.
Нет ничего более несомненного, чем то, что и эта склонность получит в этой войне жестокий урок — от нервной и опасной напористости Франции, столь же изобретательной, сколь и крестьянской, не меньше, чем от юмористической мужественности, ставшей достоянием исторической зрелости англичан. И, наконец, у нас есть Юлий Цезарь, полководец цивилизации, великий гражданин и великий солдат, который отчеканил черты этого мира и был отнюдь не упадническим типом, а гением и парадигмой повелевающего морального духа, давшего свое имя всякому владычеству — личность самого высокого полета, какой только видела земля. И именно потому, что это его империя, его идея, против которой осмеливаются бороться, так ошибочно, так бесконечно глупо полагать, что ты, со всем своим динамизмом, арендовал будущее, что ты один знаешь, сколько пробило на часах мира, и стоишь, молодой и смелый, за жизнь, изменения и обновления, меж тем как те усталые и опустошенные, жизнью оставленные, не способны ни на что, кроме как стагнировать и впустую тянуть лямку времени. Это дурацкие выдумки, не более того. Ваши противники прекрасно знают, что в мире не все может и должно оставаться по-старому.
Они вступили в войну с полным и отчетливым сознанием того, что после нее наш мир, «вероятно, будет уже не узнать», и они, несмотря на старость их культуры, столь же готовы встретить судьбу, как и вы. Англия, в частности, всегда была страной мудрых и своевременных уступок потребностям времени, и так же, как она модернизировала свою империю из колониальной эксплуататорской системы устаревших времен к commonwealth[15] объединенных свободными связями членов, она оказала бы свою поддержку любому разумному, принятому в духе мира, солидарности и всеобщего благосостояния решению ставших насущными мировых социальных проблем. С такой Германией, которая не искала бы на глубоко анахронический манер своего блага в подчинении других государств, Англия вполне могла бы прийти к взаимному согласию касательно требований времени и справедливого разделения ресурсов планеты.
Она готова к этому еще и сегодня: заявления ее государственных деятелей, что Англия ведет войну лишь против правящей клики, которая стоит препятствием на пути любого улучшения дел и по природе своей всегда будет таким препятствием, но не против немецкого народа и того, что ему действительно нужно, — эти заявления говорят ни о чем ином, как о такой готовности, и они вполне искренни. Что все обстоит не так, что Англия врет, чтобы «уничтожить Германию», что Альбион на корню лжив и постоянно лицемерит — все это пошлая сказка, и ее немецкий народ обязан с доверием воспринимать из уст людей, которые сами вообще ни во что не верят, для которых любая идеология — всего лишь средство пропаганды и инструмент сохранения власти, и которым слово, даже сама мысль знакомы лишь в качестве преднамеренной политической лжи. И вот они-то вправе сетовать на закоренелую английскую лживость!
Это правда, что политическое мышление не заботится о чистом познании истины, — это целевое мышление, ведомое интересами. Учение, согласно которому интеллект является лишь слугой и выразителем воли, в политической сфере демонстрирует свою правоту наиболее явным образом. Способствует ли наш интерес тому, чтобы мы мыслили в верном или неверном направлении — вопрос удачи или судьбы; и здесь следует сказать то, что не является похвалой, а просто лишь констатацией факта. А именно, что сражающиеся демократии находятся сегодня в нравственно более выигрышной ситуации, поскольку могут в своих целях думать то, что является действительно верным. Английское ханжество, пресловутый cant, по поводу которого можно услышать столько
