чемодан, в котором вся моя жизнь уместилась.
МамО хмыкает и продолжает:
— Молчишь? Вещички собираешь? Тогда слушай!
Глаза закатываю, плюхаюсь задницей на пол. Уже представляю, что она скажет.
— А я говорила!
Да, да! Браво! Именно с этой мерзкой интонацией! Хочется зааплодировать ей, но я молчу и смотрю.
— Я говорила, Лукерья! Я предупреждала. Говорила же тебе сразу — беги от него подальше. А ты? — Она искажает голос, передразнивая меня: — “Кешенька то, Кешенька это”… ага? Не помнишь? А я помню. Я тебе что сказала на свадьбе? А ты не слушала! В глазах звезды, как будто не простого мужика поймала, а бея турецкого! Султана Сулеймана, прости господи.
Я прикусываю губу, но молчу. Конечно, я помню. Но толку? Звучит это из уст свекрови ужасно, но да, так оно и было. И Кешенька, и лапочка, и даже мой султан Сулейман!
Зачем она теперь об этом вспоминает? Неужели думает, что я должна была тогда на свадьбе поблагодарить ее и прямо из ресторана свинтить?
Откуда же я знала, что вот так у нас с Кешей сложится?
Свекровь смотрит на меня сверху вниз и вдруг тоном тише добавляет:
— Дура ты, Лукерья.
А вот это обидно. Почему-то от этой фразы особенно. Может, потому, что звучит совсем не зло? И справедливо. Да.
Свекровь говорит правду. Дура я и есть! Но это не значит, что мне сейчас нужно от нее такое “утешение”.
Хочу уже что-то ответить, как она руку вперед выставляет:
— Ладно, не дрейфь! Прорвемся! Всё поправимо, Лукерья, — добавляет она веско. — Бросай ты этот чемодан. Он тебе не понадобится. Потому что тебе не надо никуда уходить.
Я поднимаю на нее глаза. Что?
— Давай, давай, выкладывай всё обратно.
Торможу, зависаю.
— Как это — мне не надо никуда уходить?
— Что ты смотришь? Квартира по документам моя. Но жить в ней будешь ты. Ты за нее платила — всё по-честному.
Не въезжаю. Кажется, это какая-то шутка.
— А как же… Как же ваш сын?
— Что мой сын? — она хмыкает и морщится, словно понюхала под хвостом у собаки. — Мой сын — неудачник! Гений непризнанный! Я всегда тебе говорила — мой сын тебя недостоин. Ты не слушала. Ну ладно, я тоже свою свекровь не слушала, все учатся на своих ошибках и сами шишки набивают. Вот и ты свою набила, Лукерья!
Свекровь смачно ударяет себя в лоб.
— Ну ничего! — Она подходит ко мне поднимает с пола и, о господи, обнимает за плечи. — Я тебе так скажу. Развелась — и умнее стала. В следующий раз такой ошибки не совершишь. Не переживай. Квартиру оформим на тебя. Всё будет чин-чинарем. Только после развода! Чтобы Кеша никаким боком! С разводом я помогу. Ох, хорошо еще, что детей нет. Было бы больше проблем. И я считаю, что Кеше лучше вообще не размножаться! Ты же не беременна?
— Нет! — с облегчением мотаю головой.
Только ребенка от Кеши мне для полного счастья не хватало!
— Вот и славно. Будешь тут жить и поживать, а Кеше — хрен с маслом!
Я всё еще держу в руках ручку сумки, будто она спасательный круг, за который я держусь, чтобы не утонуть. А сама смотрю на свекровь и до конца не верю своим ушам.
Как она может так о своем сыне? И неужели правда отберет квартиру от родной кровиночки и отдаст чужой, по сути, девушке?
Кто так вообще делает? Мне всё еще кажется, что это какой-то трюк.
Что она хочет просто проучить Кешу и запугать его тем, что отдаст квартиру мне. Но на самом деле это не так. Я боюсь верить, что Аделаида Степановна на полном серьезе решила лишить своего сына жилплощади.
— Но куда пойдет Кеша? — осмеливаюсь спросить, свекровь изгибает бровь.
— А я почем знаю? Может, в библиотеку? — смеется она, ехидно улыбаясь. — Он же у нас так любит литературу. Или к своей Музе, которая его так вдохновляет.
— А вы… А вы откуда знаете про Музу? — удивленно смотрю на свекровь.
Неужели Кеша рассказывал маме про любовницу? Да ну!
— Откуда я знаю? — Она глядит на меня с таинственным блеском в глазах. — Я всё знаю, милочка. Стены у вас тонкие, и соседи — шпионы. Мне всё докладывали. Так что я держала руку на пульсе и знала, как вы тут живете. Поэтому не думай, что я всё это на эмоциях делаю. Я долго терпела и много шансов давала сыну! Но, кажется, всё бесполезно! Этот бой проигран, Луша. Мой сын — не сын мне!
Ох… У меня язык к нёбу прилип, а сердце как будто перепутало ритм. Я хочу что-то сказать — хоть что-то, надо ведь как-то реагировать, хотя бы поддержать свекровь. Видно, что ей непросто. Пусть Кеша и неудачник, и мать разочаровал, но он ее родная кровь. Не думаю, что она его отрывает от сердца вот так вот запросто. Надо что-то сказать, но я не могу, просто смотрю на нее с сочувствием.
— Что ты смотришь? Не веришь? — хмурится она. — Зря! Послушай меня и мотай на ус, поймешь меня, когда свои дети родятся. Это я виновата, что Кеша такой!
Глава 8. Откровения суровой свекрови.
Глава 8. Откровения суровой свекрови.
Она виновата?
Нет, я, конечно не спорю… Кто я такая, чтобы спорить с этой святой женщиной?
Прячу улыбку и хлопаю глазами.
— Да, Лукерья, да! Я виновата!
С этими словами она проходит на кухню, а я иду за ней, готовая выслушать исповедь несчастной матери, что вдруг выглянула из-под маски железной леди, которой мне всегда казалась моя свекровь с говорящим именем Ада.
Она украдкой вытирает скупую слезу и садится за стол.
Я быстренько варганю нам чай с остатками прежней роскоши.
Я ушла, а в холодильнике остался сыр, масло и… Соленые огурцы!
Свекровь всегда говорила, что единственное, что я умею делать, это бутерброды с сыром и огурцом. То есть берется жареный хлеб, натирается чесночком, сверху — слайсы из соленого огурца и натертый сыр. Вкусно, просто и быстро.
Так что я слушаю “мамо” и готовлю лакомство.
Ничего
