вепрь несносный завязнул,
А безупречный Алкид поднял его на хребет.
Нимфы толкуют легко, камни тугие в раздумьях
Морщат гранитные лбы. Повести дуба крепки.
У искривлённых олив много в рассказах извилин.
Мак колыбельную песнь, тополь балладу поёт.
А водопады шумят! А журавли затянули,
Ивика вспомнив, свою песню щемящую. Лань
В роще мелькает густой, коршун круги нарезает,
Водятся рысь и медведь, с лапой тяжелою лев.
Есть кого соколу бить, чем поживиться кунице,
Рыб, черепах и лягух вовсе без счёта. Шатром
Гибкие лозы сплелись возле пещерного входа:
«Кто там? Ау?» И «Ау» Эхо прелестная шлёт.
Звонко звучат голоса рек, а не любо – не слушай;
Словно болотный пенёк, мхом зарастай до бровей.
Сцена первая
Поляна в лесу. На ней – трое. Один – загорелый, с виду бродяга или пастух, но из-под волос выступают небольшие рожки. Другой – красавчик с женственным лицом и фигурой гимнаста. Иссиня-чёрные кудри ниспадают по плечам. Третья – рысь. Они отдыхают в тени деревьев. Послеполуденный час. На горизонте обрисовываются вершины Тайгета.
Пан (оглушительно, на всю округу). Чиха!
Рысь просыпается.
Пан. Чиха!
Вакх просыпается.
Пан. Чиха! Вакх. Ну сколько можно! Пан (раздраженно). Откуда я знаю? Боги меня покарали насморком! Вакх (Рыси). Он всю дичь распугает. Пан (с сожалением). Если б только дичь… Тут не дичь… Ч-чиха!..
Вакх и Рысь утираются.
Пан (беззаботно). А что я могу сделать? Даже на флейте играть не хочется, а она-то ведь всегда меня утешала. Ну всё насмарку!
Вакх щёлкает пальцем.
Пан. Ух ты! Прошло… За одно мгновенье! Как ты это сделал?
Вакх. Я щёлкнул пальцами – вот так.
Пан. Вот так? (Щёлкает пальцами, но ничего не происходит.) Всегда ты темнишь! А разве от друзей могут быть секреты?
Рысь (сощурив глаза). Обязательно!
Пан. Кошатина, цыц.
Рысь (протестует). Я не кошка. У меня кисточки!
Пан. И линька от триппера!
Готовы сцепиться.
Вакх. Стойте. (Обращается к Пану.) Никакого секрета. Представь, что ты дом. Я просто выгнал насморк из дома, и теперь он ищет себе другое пристанище.
Пан. В смысле – другой нос? Это ненаучно.
Дерево. Чиха!
Рысь. Слыхал?
Пан (изумлённо). Он вселился в дерево? (Чешет между рожками и заглядывает в дупло чихнувшему дереву.) Ничего себе! (Обращается к Вакху.) Спасибо за услугу! А то я уже порядком натерпелся из-за этого насморка. Зверь, который заседал у меня в носу, расшугал всю, как ты правильно тут выразился, «дичь».
Рысь. А дичь-то – двуногая…
Пан. Молчи.
Рысь. Случайно не Сиринга её звали? Не Питис?
Пан. У, проклятая! Выдеру я тебя однажды за кисточки! Когда-нибудь ты дождёшься!
Питис!..
(Смотрит на Вакх (потешаясь). Сиринга!..
Пана.) Губа не дура.
Пан (обозлённо). Они сами за мной бегают!
Вакх. Послушай, приятель, ты хороший музыкант, и рожа у тебя смешная, но по части Амура – увы и ах. К тому же девчонкам нравятся гитаристы, а ты со своей деревенской свистулькой (указывает на свирель) немного устарел. У тебя даже профиля нет в «Инстаграмм».
Пан (вызывающе). И что? Если мне кто приглянется, я возьму любую. Рысь. Га.
Вакх. Так уж и любую?
Пан. Абсолютно.
Вакх. И Аталанту?
Пан (растерявшись). Как Аталанту?
Вакх. А что она – не женщина? Ты сказал «любую».
Рысь (почёсываясь). Говорил-говорил.
Пан. В мешок тебя – и в воду!
Вакх. Так что с Аталантой?
Пан. Дай мне три дня – и она втюрится в меня как кошка.
Рысь. Много ты понимаешь!
Вакх (с деловым азартом). Готов биться об заклад?
Пан. На что?
Вакх. На звание главного лесного дурака! Проигравшего прокатят по пелопонесской ярмарке в смоле и перьях под музыку и танцы!
Пан. Согласен.
Вакх. По рукам?
Пан. По рукам. Кошатина – свидетель. А кто разобьёт?
Вакх цокает языком, и сосновая шишка падает с ветки, разбивая рукопожатие.
Пан (присвистывает). Как ты это делаешь?
Из песен леса
Лес я, и мне наплевать, что обо мне ни решишь ты:
Прочно стою на ногах, корнями в землю уйдя,
Где-то морену обняв, где-то, рекой рассечённый,
Отмель с песчаной косой выстелив берега вдоль.
Старых коряг и болот, мхов разноцветных и ягод
Я обладатель; зверья, птиц разнокликих и змей
Я властелин, и ответ мой соразмерный услышишь,
Если разуешь глаза или же слух напряжёшь,
Вспомнив, как жил в старину ты, городскими стенами
Не ограждён, не укрыт, – был благодарнее ты.
Всё ж и теперь воевать нам бы с тобой не пристало —
Родичи дальние мы, наша природа одна.
Хватит сидеть взаперти, лучше б пошёл-погулял ты
Славной опушкой лесной, я бы тебе показал
Мощь вековую дубрав, зелень олив серебристых —
В дуплах их можно найти непредсказуемый клад:
Прячутся там от лучей солнечных сплюшки и сони,
Чёрные крысы живут или крапивник сидит.
Целый тебе зоопарк, и ни билета, ни платы:
Можно детей приводить и безвозмездно глазеть.
Сколько всего под листвой и в камышах притаилось!
В чаще гуляет олень, на повороте речном
Бобр-однолеток себе хату-времянку построил,
В мокром песке, как ножом, взрезаны цапель следы.
Дёрн кабанами подрыт. Шёл как-то путник из Лерны
По незнакомым местам – вздумал над ним подшутить
Я, и лишь озера он глади достиг, как услышал
Хрюканье из тростников – думает: вепря семья
Дикого тут залегла, дети визжат и играют,
Старый же хряк невдали точит убийственный клык!
То-то же парень струхнул, но отступать устыдился.
Сразу за храбрость его зрелищем я наградил
Редкостным – ведь не свиней, а черноклювых фламинго,
Розовых, как тамариск, слышал он голос – такой,
Будто и впрямь пороси за камышами возились;
Целую стаю застал путник на озере том!
Шеи изысканных птиц то изгибалися кверху,
То добирались до дна их роговые носы
В поисках мелких существ, в пищу им данных; крикливо
Семьи фламинго брели по мелководью. Из них
Что покрупнее – вожак. Ногу одну поджимая,
В ил рыжеватый другой он упирался стопой.
Путник, гляди не зевай, фотографируй глазами
Леса счастливый пейзаж, быстротекущего дар
Лета…
Сцена вторая
Артемида и
