Жустин. Она появилась как-то внезапно. Молодая и необычайно гибкая. С копной ярко-рыжих волос и французским акцентом. Она была младше Донахью почти вдвое, но он не особенно думал об этом. Особенно в первую ночь. Да он вообще не помнил, как познакомился с ней. Не помнил так же, как не помнил, как и где купил свой револьвер.
– Так и чем ты занимаешься? – спросила она, когда наступило утро.
– Здесь или вообще? – спросил Донахью, делая два стакана с коктейлем. – Если здесь, то пью, если вообще, то… – он посмотрел на Жустин и честно признался, что когда-то был писателем.
– Как это был?! – оживилась она.
Они спорили какое-то время, затем занялись любовью, снова поспорили, заказали обед в номер, выпили и опять занялись любовью.
5
Идея. Она пришла внезапно. Донахью закурил, обернулся, посмотрел на Жустин и начал рассказывать, импровизируя на ходу. Он был сыт, пьян и полностью сексуально удовлетворен.
– Интересная мысль, – сказала Жустин. – Сырая, но интересная.
– Да, – согласился Донахью. – Только жаль, что всего лишь мысль.
– Что это значит?
– Это значит, что я не станут об этом писать.
– Почему?
– Потому что не стану и все, – он сделал себе выпить.
Какое-то время они молчали.
– Хочешь, я буду писать вместо тебя? – неожиданно предложила Жустин.
Донахью рассмеялся.
– Я серьезно, – сказала Жустин.
– Да что ты понимаешь в этом?
– Я читала твои книги.
– Вот как? И что? Теперь ты думаешь, что можешь писать, как я?
– Немного. У тебя простой стиль. Я смогу его скопировать, а остальное подскажешь мне ты. Ты ведь знаешь, с чего начать? Знаешь. Расскажи, как ты это видишь, а я запишу…
6
Донахью все еще смотрел на это, как на шутку. Первую неделю, вторую, третью… Как на затянувшуюся шутку, в которую он начинал неосознанно верить. Даже снял другой номер, чтобы Жустин могла работать в отдельной комнате, пока он пьет и развлекается с женщинами, имен которых утром не сможет вспомнить. Лишь слышно, как стучит в соседней комнате печатная машинка, которую он купил в местном ломбарде. Некоторым женщинам становилось интересно, и они спрашивали у Донахью о Жустин. Он говорил им, что она его сестра. Говорил то, что хотела от него сама Жустин. Она не ревновала его. Ей было плевать. «Наверное, просто чокнутая!» – думал Донахью, но если это действительно было так, то ему нравилось это безумие. Нравилось настолько, что на второй месяц их знакомства он уже начал бояться, что однажды придет, а Жустин не будет в его номере. Она уйдет куда-нибудь, забыв о нем. Уйдет к другому. К более молодому, более желанному.
