раскаленный добела экстаз уносит меня прочь, а затем возвращает обратно.
Я падаю на него, обессиленная и ошеломленная, когда Макс крепко сжимает мои бедра и входит в меня еще два раза, после чего напрягается, содрогается и издает дикий стон, уткнувшись лицом мне в грудь. Я чувствую, как он опустошается внутри меня, освобождаясь.
Тяжело дыша, он все еще прижимается ко мне, опускаясь обратно. Скользит руками вверх и вниз по моей спине, одной из них закручивает мои влажные волосы, пока мы оба перебираем в памяти последние пять минут.
Мы лишились девственности.
Макс отдался мне, а я — ему, в том самом месте, где отдали друг другу свои сердца более десяти лет назад.
Он все еще внутри меня, когда медленно поднимает голову, осыпая поцелуями всю мою грудь, вплоть до ключиц. Я обхватываю его лицо обеими руками, поглаживая его щетину, а затем притягиваю его лицо к своему.
Мы смотрим друг на друга несколько мгновений, прежде чем я наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Мягко, нежно. Я не думаю, что это прощание, но когда наши языки соприкасаются, а губы двигаются, это почти похоже на прощание. От эмоций у меня перехватывает горло, и я целую его крепче, держась за все, что у нас осталось.
Когда я отстраняюсь, в его глазах стоят слезы. Сияющие, сверкающие, отражающие все, что я чувствую.
Мои губы дрожат, когда я прижимаюсь поцелуем к его лбу, а затем кладу голову ему на плечо.
— Что мы будем делать дальше? — хрипло шепчу я. Касаюсь губами его шеи, и жду.
Все еще жду.
Макс сжимает меня сильнее, все еще находясь во мне.
Затем, на прерывистом вдохе, он произносит три слова, которые доводят меня до слез.
— Я не знаю.
* * *
Час спустя Бринн отвозит меня в местную аптеку, где я покупаю таблетку экстренной контрацепции и запиваю ее энергетиком в одном из пустых проходов с разноцветными коробками хлопьев в качестве свидетелей.
Бринн находит меня через несколько минут, сжимая в одной руке палитру теней для век. Она подходит ко мне с улыбкой и нежно проводит ладонью вверх и вниз по моей руке. Вздохнув, подруга прижимается виском к моему плечу.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
Закрываю крышку на бутылке и пытаюсь перевести дыхание, тупо уставившись на одну из коробок с хлопьями. Медленно моргая, я опускаю взгляд на свою грязную обувь и все еще влажные леггинсы, закрываю глаза, сдерживая свое горе. Затем шепчу в ответ, повторяя слова Макса:
— Я не знаю.
ГЛАВА 41
ЭЛЛА
Палящий июнь сменяется еще более жарким июлем, и мама сообщает мне, что бабушка Ширли скончалась несколько недель назад.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я поехала с тобой? — спрашивает Бринн, проносясь мимо меня в розово-голубом платье в поисках своих босоножек. — Я могу перенести встречу с Каем. Это всего лишь пикник.
Я улыбаюсь.
— Никто не отказывается от пикника, Бринн. Никто и никогда.
Она отвергает мое утверждение с ослепительной ухмылкой, взмахивая рукой в воздухе.
— Это не проблема. Кай тем и хорош, что он очень легко приспосабливается.
Я поджимаю губы.
В этом проклятом городе, где за несколько месяцев произошло несколько трагедий, вам приходится приспосабливаться.
Я перефразирую: вы вроде как должны уметь приспосабливаться в этом городе, который за несколько месяцев стал свидетелем множества трагедий, благодаря проклятой Элле Санбери.
— Он приготовил мясную нарезку, — напоминаю я подруге, когда она поправляет свой высокий хвост. — Ты же не отказываешься от ассортимента изысканных сыров на первом официальном свидании.
— Я люблю сыр.
— Сыр побеждает. Каждый раз.
Бринн замолкает, окидывая меня сочувственным взглядом.
— Звонок на моем телефоне будет включен на полную катушку. Пожалуйста, позвони или напиши, если тебе что-нибудь понадобится. Мне так жаль твою бабушку.
Мы обнимаемся, когда Кай подъезжает на отцовском «Фольксвагене» и мчится к двери со стороны пассажира, чтобы открыть ее для Бринн. Я улыбаюсь и провожаю ее, как раз, когда он идет по дорожке.
— Повеселись, — говорю я ей, помахав рукой.
— Обязательно! — отвечает она. — Сыр!
Пятнадцать минут спустя я подъезжаю к нашему дому.
Бринн одолжила мне свою машину, чтобы я проехала несколько миль до дома. Я впервые за долгое время села за руль после того, как мой врач наконец-то дал зеленый свет, и мне было приятно ощущать хоть какое-то подобие контроля над чем-то в своей жизни. Все мои снимки и тесты показали, что у меня нет необратимых повреждений мозга, нарушений зрения или проблем с двигательными функциями. Далее я буду готовиться к получению аттестата зрелости, поскольку пропустила почти шесть месяцев в выпускном классе.
Собравшись с духом, я вылезаю из машины и нахожу маму в гостиной, где она сидит на диване за чашкой чая с Риккардо. Он обнимает ее за плечи, а мама прижимается к его груди, обхватив чашку обеими руками.
Я рада, что у нее есть кто-то после того, как я оставила ее в тени со всеми этими призраками.
Она поднимает на меня глаза, когда я вхожу.
— Элла.
— Привет. — Я кладу сумочку и снимаю кроссовки. — Как дела?
Она лишь пожимает плечами, а в глазах застывает грусть.
Моя бедная мама.
Риккардо встает с дивана и сочувственно кивает мне.
— Я собираюсь пойти покосить лужайку, — говорит он, любезно оставляя нас наедине.
— Спасибо, милый, — отвечает мама, протягивая руку и сжимая ее, прежде чем он исчезает за дверью во внутренний дворик.
Я растерянно стою в прихожей.
Замерзшая.
Безнадежно неуверенная.
— Иди сюда, милая, — говорит мама, похлопывая по месту рядом с собой на диване. — Я скучаю по тебе.
Мои глаза затуманиваются, ее слова приводят мои ноги в движение. Я падаю рядом с ней, и мама обнимает меня.
— Прости, мама. За все.
— Тебе не за что извиняться.
— Я бросила тебя. Я была никудышней дочерью, — хриплю я. — Эгоисткой.
— Элла, — шепчет она, беря меня двумя пальцами за подбородок и приподнимая мою голову. — Каждый человек имеет право быть эгоистом, когда речь идет о горе. Я тоже бросила тебя после того, что случилось с твоим братом. — Ее голос срывается на последнем слове. — Я жертвовала драгоценным временем с тобой, так одержимая идеей отменить приговор, когда у меня все еще был ребенок, который нуждался во мне больше, чем когда-либо, — сокрушенно говорит она. — Я держала тебя в неведении. Пыталась защитить тебя, уберечь от еще одного сокрушительного разочарования, если бы ничего не вышло. Так что нет, Элла… тебе не нужно извиняться за то, что тебе нужно время, чтобы
