Книга Место под солнцем - Полина Дашкова

Сегодня у Маргоши не было съемок.

Они с Константином Ивановичем проснулись поздно, Маргошадолго не вылезала из ванной. Они планировали обязательно встретиться с Катей,днем ли, вечером – неважно. Как только появится дома, сразу намеревались к нейпоехать. Надо ведь наконец обсудить деловые вопросы. Дело не терпит. Глеб ужепохоронен, а жизнь продолжается. Нельзя же страдать вечно. Сейчас дорог не точто каждый день – каждый час. Надо быстро расставить все точки над"и".

Но оба Катины телефона не отвечали. Константин Иванович ужедважды наговорил на автоответчик ласково-тревожный текст, мол, где ты,Катенька, детка, ходишь с утра? Мы так волнуемся, нам надо встретитьсяпоскорей. Но никакого ответа.

Должна же она наконец появиться дома! Маргоша плескалась вванной, чистила перышки. В двенадцать часов дня раздался звонок. КонстантинИванович думал, это наконец Катя, даже стукнул Маргоше в дверь, мол, вылезайскорее, сейчас поедем. Но это был генерал Уфимцев. Он сообщил КонстантинуИвановичу, что по подозрению в убийстве его сына арестована Гуськова ОльгаНиколаевна.

– Ты, Костя, как в воду глядел, – вздохнул генерал, – моиребята еле отбиваются от журналистов… Константин Иванович пару раз видел этустранную, очень красивую женщину, очередную любовницу своего легкомысленногосына. Он знал, что Маргоша училась с ней в одном классе, что родители еепогибли в Афганистане.

В январе этого года, когда он вернулся из Лондона, Маргошасообщила ему о новом увлечении Глеба.

– Мне жутко неловко, – призналась она, – получилось, что явроде как сводница… Она рассказала про старый Новый год, про свою несчастнуюподружку, красавицу-сироту, переболевшую тяжелым гриппом.

– Он прямо голову потерял, – говорила она о Глебе, – сначаларазозлился ужасно, не ждал меня увидеть на даче, а потом взглянул на Олю – изабыл обо всем. Даже на меня сердиться перестал. Ужасно неудобно перед Катей.

– Не переживай, – успокаивал ее Константин Иванович, – причем здесь ты? Не эта Оля – так другая какая-нибудь. Ты же знаешь моего сына. Авот то, что он был недоволен твоим приездом и даже не счел нужным это скрыть, сего стороны настоящее хамство. Обязательно с ним поговорю. В конце концов, этомоя дача, и ты, моя жена, имеешь право приезжать туда, когда пожелаешь.

Потом произошел неприятный разговор с Глебом. Сейчасвспоминать не хочется. Глеб с самого начала относился к Маргоше как к какой-тозахватчице, подозревал ее Бог знает в чем и таким образом постоянно обижалКонстантина Ивановича. Не мог простить развода и новой женитьбы, жалел мать.Все уже давно простили, приняли Маргошу, привыкли к ней, даже Надя ни словом непопрекнула. Но Глеб продолжал дуться, все не исчезала в нем какая-товраждебность, напряженность… Да, сейчас, когда его нет, лучше не вспоминать оплохом.

А Маргошенька, бедненькая, так тяжело это переживала, такхотела наладить с ним нормальные родственные отношения.

– Я могу его понять, – говорила она со вздохом, – но я же невиновата, что люблю тебя. Знаешь, мне иногда становится страшно. Вот будет унас с тобой ребенок, и Глеб начнет ревновать еще больше.

– Пусть только попробует! – жестко заявлял КонстантинИванович и тут же добавлял мягко, чуть игриво:

– А кстати, когда у нас с тобой будет ребенок?

– Вот отснимусь еще в паре-тройке боевиков, и тогда… –улыбалась Маргоша. – Мне самой хочется, но я себя знаю. Как только забеременею,на все плюну, перестану сниматься, растолстею. Стану банальной сумасшедшеймамашей. А потом еще нарожаю тебе целую кучу детей, сам не рад будешь, что сомной связался, разлюбишь меня, чего доброго.

– Как тебе не стыдно, малыш, – качал головой КонстантинИванович, – что ты такое говоришь… Он гладил, перебирал блестящие рыжие пряди,глядел в ясные зеленые глаза, и комок подступал к горлу от любви и счастья…Маргоша вышла из ванной и, когда узнала, кто арестован за убийство, прямозатряслась в истерике, даже задыхаться стала. В первый момент КонстантинИванович растерялся, перепугался, это напоминало приступ астмы. Но он зналточно, что у его жены никакой астмы нет. Просто слезы, истерика.

Маргоша горько плакала, по-детски шмыгая носом. КонстантинИванович был в растерянности, он никак не мог ее успокоить.

– Это я виновата, я их познакомила, привезла ее на дачу… Нуразве я могла представить? Костенька, миленький… Константин Иванович впервыевидел свою жену в таком состоянии. Он сам готов был заплакать, понимая, чтобедная девочка мучается из-за того, в чем совершенно не виновата. Какой онавсе-таки тонкий, глубокий человечек, у нее обостренное чувство вины.

– Ну все, малыш, все, – он поднялся с дивана. Она испуганновцепилась в его руку.

– Ты куда?

– Водички тебе принести.

Она отпустила руку, горько всхлипнула:

– Спасибо, Костенька. Ты прости меня.

– За что, малыш?

– За истерику… – Ну что ты, девочка, такое говоришь? – Онрастроганно улыбнулся. – Тебе воды или соку? А может, чайку поставить?