Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
било висит. Чтоб каждый, кто не чает правды добиться…
Светел метнул взглядом. Било вправду висело. Изогнутое, железное. Снабжённое колотушкой. Подвязанное, чтоб ветром не раскачалось. Заголосит – услышит полгорода. И весь дворец, от теремов до подвалов.
Воинство приучило Светела решать быстро.
Он сделал шаг…
За калиткой послышалась очень знакомая ругань, звук короткой расправы.
– Куда бердыш прислонил? – рычал голос, веявший бедовниками и морозом. – Такого рынду титькой прибили! Бахолда лободырый! В шмарнике утоплю!
Жалобу виноватого стража унесло ветром.
– Косохлёст!.. – во всю мощь лёгких заорал Светел. – Косохлёст, я это, отворяй живо, курицын сын!..
На месте чужой рожи тотчас вынырнула знакомая, рассерженная, готовая крыть и назначать кары. Косохлёсту потребовалось мгновение.
– Незамайка, пендерь лесной! – ахнул он и, кажется, сиганул с надвратного хода. Что-то лязгнуло, калитка распахнулась, Косохлёст сгрёб Светела в охапку, стиснул до хруста. – Какими ветрами? И дядя Неуступ здесь? Вот Аро обрадуется…
– Погоди, – торопливо начал Светел. – Один я. Ранен лежал. Неуступ мне велел, как встану, сюда… К царевичу проведёшь?
– Занят царевич. Устроишься пока в молодечной, а вечером… – Косохлёст увлёк Светела во двор. Хшхерше сунулся было с ними в калитку. – Ты ещё куда? Улицами гуляй.
– Меня дождись, – велел Светел коротышке. И повернулся к побратиму. – Веди скорей, говорю. Где царевич?
– Занят он, сказано. С боярами о важном решает.
– Важней, чем безвинного от лютой смерти избавить?
Они взошли на крыльцо. Светел поклонился порогу.
– Ох, Незамайка, – завёл глаза Косохлёст. – Дождусь я твоим радением пряничков печатных и орехов в меду… Кого спасать исполчился?
Светел стал говорить, торопясь передними комнатами. Мимо сновали слуги с подносами. Изваяниями стояли рынды в белых кафтанах. Он едва замечал. Сбоку открылась низкая дверь, мелькнула рыжая борода – вылезший великан при виде незнакомца мгновенным движением убрал за себя двух девок. Какую-то чернавку и…
– Нерыжень! Сестрёнка!..
Она удивлённо вскинула брови. Косохлёст потащил Светела мимо:
– После, брат! Недосуг… И что, будто остановился палач?
Когда скрылись, царевна Эльбиз повела носом:
– Это кто? Говор больно потешный. И тебя вроде знает!
– Незамайка-дикомыт, отрок наш, – ответила Нерыжень. – Помнишь, баяла я, как мы с братом ему гусельки перелаживали, а дядя Сеггар латной рукавицей учил? Ан гляжу, не отрок, витязь уже. Пояс боевой в серебре…
Царевна не стала спрашивать, зачем такого славного дурня Косохлёст утянул прочь, едва дав рассмотреть. Братство братством, а чем меньше народу болтает о её тайных вылазках, тем и лучше. Нежное сокровище Андархайны лишь вздохнуло:
– Парням опять всё веселье! То казнят, то вступаются! А я в тереме сиди, не знай ничего!
В великом чертоге дух перехватывало от пышности и красы. Потолки в три сажени, ещё не потемневшие от пыли и копоти. Золотое мерцание дерева, раскинувшего кольца и смоляные прожилки на любование глазу. Войлоки на полу и стенах, и каждый таков, что во всём свете не сыщешь. А почёту! Красный боярин Трайгтрен, молодой Мадан, Инберн Гелха! Лучшие кормщики, ремесленники, купцы! При жёнках в нарядах, кипящих старинными жемчугами!.. Шапка с головы, очи в пол, языку немота!
И одно слово, витающее меж стен: «Узаконение…»
Светел туда вошёл, как на бранное поле. Косохлёст что-то говорил, он не слушал, не слышал. Глаза были только для престола на возвышении. Вот северная стена, балдахин, под ним царское кресло…
…Пустое…
Светела шарахнуло в лопатку Ялмаковой секирой.
Не выслушает!
Стомился праведный, почивать лёг, будить не велел…
«Мне что, прямо здесь клеймо объявить?!»
С отчаяния он сделал самое глупое, что мог выдумать. Взревел в полный голос, как давеча у ворот:
– Царевич ваш где?..
Под потолком загудело. Разом смолкли праздные голоса. Весь чертог уставился на святотатца. Подхватила бердыши стража. Седовласый боярин зашарил у пояса, ища меч. Промелькнула злорадная улыбка Мадана… а Светела осторожно тронули сзади.
Он крутанулся. Увидел парнишку меньше себя на полторы головы. Русые волосы, чужого кроя кафтан вроде тонкого тегиляя. На руках – большая серая кошка.
Детская ожившая память на миг всё заслонила. «Шерстинка в шерстинку…» Ладонь быстро примяла кисточки на ушах, тронула пушистое горлышко, дрожавшее довольным мурлыканьем…
Ох, мимо лётом, всё мимо! Светел обратил к пареньку спину.
– Царевич, спрашиваю, ваш где?
Ответил Косохлёст, не знавший, плакать или смеяться:
– Пендерь… рядом с государем стоишь…
«Что?..» Светел медленно повернулся.
Круглое лицо… глаза какие-то рыбьи…
– Я вижу, – сказал Эрелис, – славный Неуступ по-прежнему растит безудержных храбрецов. Всё ли ладно в Царской дружине?
Светел, спохватившись, преклонил колено по-воински:
– Знамя Поморника стояло крепко у Сечи… государь… а дальше не ведаю.
– Что ж так?
– Велено было мне, как поправлюсь, нести мечи прямо тебе.
Во взгляде царевича возник намёк на улыбку.
– Мечей своих ты мне пока не доставил, а вот с неким делом, говорят, чуть ворота не вынес. Рассказывай, витязь.
Светел вновь ощутил, как утекают мгновения.
– На твоём, государь, пороге безвинно кровь проливают!..
Эрелис слушал, постепенно прикрывая глаза. Вот и случился его первый суд в отеческом городе. Девственный указ. Начало правления. «Я видел, как уезжала телега. Мне сказали: Шегардай просит казни. И я не позвал правдивого Мартхе, больного из-за моей глупости. Мне сказали: так празднуют увенчание. Не брезгуй людьми, нёсшими на руках твои сани… И я послушал. Я, видевший казни из-за судебного нерадения и корысти. Я. Их. Послушал?»
– Если этот раб ещё жив, пусть живёт, – приговорил он коротко. – Если с него ещё не сняли прежнюю бирку, пусть снимут. Тебе, витязь, дарую о нём хозяйское володение. Я, Эрелис, сын Эдарга, так решил и так говорю.
«Вышней волею, Злат, ты ныне приехал! Вмешаться не побоялся. За меня честь мою оградил. Вот истинно праведный, и пусть хоть словечко ещё мне дерзнут о низком рождении! И ты, Незамайка… свежим ветром с путей доблестных прилетел…»
Закат
Про то, как они с витязем бежали назад к Последним воротам, Хшхерше потом рассказывал небылицы. Тому, что дикомыт укладывал пять его шагов в один свой, ещё верили – где морянину с его ростом за журавлиными ногами поспеть! А вот что будто бы Незамайка следы покидал через раз и, прыгая через воргу, словно исчезал и вновь появлялся, – ну нет, это правдой быть никак не могло.
Да и ладно…
На месте казни их ждали. Несчастный раб, вынутый из колодок, вниз лицом лежал на телеге, укрытый свежей овчиной. Выглядел хуже мёртвого, но мёртвого завернули бы в мешковину, а не живой мездрой к живым ранам.
– Милость!.. – выскочив из прохода под башней, заорал Светел. – Царская милость!..
– Витязю подарен! – дополнил известие коротышка.
Палач Темрюй медленно, напоказ, отцепил от кнута хвост, измаранный всего одним ударом. Бросил в ведро. Свернул трёхаршинный столбец, упрятал в шкатулку. Стряхнул рукава червлёной рубахи, закатанные выше локтей. И выпрямился у разинутой пасти колодок, сложив на груди могучие руки.
– Узрите, желанные, великую и знаменитую притчу, – провозгласил Злат, паче намерения оттеснивший Болта с главенства. – Да не назовут нас бессильными потомками, посрамлением дедовской славы! Некогда царь Аодх, первый этого имени, здесь простил отважного вора! Ныне праведный Эрелис,
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
