океан, увидел на большом расстоянии несколько мачт и плавающих обломков. Поскольку море теперь было почти спокойным, с легкой зыбью, впечатление, производимое этими предметами, было чем-то вроде возвышенной меланхолии и трогало душу воспоминанием о печальных превратностях человеческих судеб. Части плавающих обломков были видны с крепостных валов, но ни одна лодка не осмелилась выйти, чтобы осмотреть их или попытаться отбуксировать — таковы были опасения, которые все еще наполняли их умы по поводу врага.
Глава 23
Мы все оплакиваем его
Фрэнсис Остин, возможно, и не разделял литературных талантов своей сестры Джейн, но они оба прекрасно разбирались в людях. Фрэнсис много раз встречался с Нельсоном и служил под его началом достаточно долго, чтобы слова, которые он написал Мэри Гибсон 27 октября, имели вес:
Я никогда не слышал о равном ему и не ожидаю снова увидеть такого человека. В самом здравом суждении он сочетал быстрое принятие решений и быстрое исполнение своих планов; и он в высшей степени обладал счастливым талантом заставлять людей любого класса быть довольными своим положением и стремиться проявить себя в отправлении государственной службы.
Этот последний талант довел флот до слез, когда они узнали о смерти своего лидера. Ричард Андерсон, штурман «Принца», который был мало знаком с адмиралом, написал 1 ноября в своем дневнике черновик письма своей жене:
Мы были так заняты, и у меня все было разрушено, негде писать — полно пленных. О, что за время у нас было! У меня никогда не было более тяжелой службы. Слава Богу, сейчас мы в безопасности в Гибралтаре и надеемся, что нас отправят домой. Мы потеряли 8 или 9 призов, это будет потерей наших призовых денег, но самая большая потеря — это потеря нашего благородного Нельсона. Мы все оплакиваем его.
Матрос 1-й статьи Джеймс Мартин был одним из многих моряков, написавших стихотворение на смерть Нельсона:
О каком лучшем конце может мечтать Лучший из Героев.
Еще не родившиеся дети будут лепетать имя Героя
И из века в век нести его Несравненную славу.
Краткий опыт службы под руководством Нельсона произвел на Эдварда Кодрингтона похожее впечатление: "Какой бы великой и славной ни была наша победа, — писал он своей жене Джейн, — я почти готов пожертвовать всей ее ценностью ради жизни Нельсона. Несмотря на леди Г., он был действительно великим человеком, и все, кто служил под его началом, должно быть, думают подобным образом". Что бы ни говорили против личности Нельсона, факт остается фактом: хорошие знатоки людей предпочли бы служить под его началом, чем под началом любого другого офицера.
После восьмидневного плавания лейтенант Джон Лапенотьер прибыл в Фалмут 4 ноября и спешно отправился в столицу по суше. Когда полтора дня спустя он добрался до Лондона, тот был окутан туманом. Лапенотьера провели в зал заседаний Адмиралтейства в час ночи 6 ноября, как раз в тот момент, когда секретарь Уильям Марсден собирался ложиться спать. "Сэр, мы одержали великую победу, но потеряли лорда Нельсона", — доложил лейтенант. Прочитав депеши, Марсден оставил Лапенотьера в одиночестве и отправился на поиски лорда Бархэма.
Первый лорд уже удалился отдыхать, как и его слуги, и только после некоторых поисков я смог обнаружить комнату, в которой он спал. Раздвинув занавески, со свечой в руке, я пробудил старого пэра от крепкого сна; и, к чести его нервов, следует отметить, что он не выказал никаких признаков тревоги или удивления, а спокойно спросил: ʻКакие новости, мистер М.?ʼ Затем мы в нескольких словах обсудили, что следует предпринять, и я просидел остаток ночи с теми клерками, которых смог собрать, чтобы в ранний час отправить необходимые сообщения королю, принцу Уэльскому, герцогу Йоркскому, министрам и другим членам кабинета, а также лорду-мэру, который сообщил полученные известия в кофейню Ллойда для лиц, заинтересованным в торговом судоходстве. Уведомление о необходимости производства королевского салюта также было передано.
Сам Бархэм написал жене Нельсона, Фрэнсис, и одновременно отправил посыльного Эмме Гамильтон в Мертон-Плейс. Там она и сестра Нельсона, Сюзанна Болтон, услышали звук орудий Тауэра и предположили, что они сигнализировали о какой-то победе в Германии. Пять минут спустя Эмма услышала звук подъезжавшей кареты.
Я послала узнать, кто приехал. Мне сообщили: мистер Уитби, из Адмиралтейства. ʻПроводите его ко мне немедленноʼ, — сказала я. Он вошел с бледным лицом и слабым голосом произнес: ʻМы одержали великую победуʼ. ʻБог с ней, с победой, — сказала я, — письма, подайте мне мои письмаʼ. Кэптен Уитби был не в состоянии говорить: слезы в его глазах и мертвенная бледность на его лице заставили меня понять все. Думаю, что я вскрикнула и упала навзничь, и в течение десяти часов после этого я не могла ни говорить, ни разразиться слезами.
Марсден отредактировал депеши Коллингвуда от 22 и 24 октября, чтобы на следующий день опубликовать их в газете «London Gazette Extraordinary». Общая реакция на известие о победе была странно приглушенной. Леди Элизабет Херви сообщила, что, когда она покидала Адмиралтейство, "там было огромное скопление людей, но все молчали или говорили шепотом в знак уважения и скорби... Привратник сказал сэру Эллису, который проходил через ворота: ʻʻСэр, вы слышали плохие новости? Мы захватили двадцать кораблей, но лорд Нельсон убит!ʼ" Приглушенный тон был вызван не только смертью Нельсона. Даже после усилий Марсдена ссылки Коллингвуда на тяжелые потери и сильный шторм после боя звучали зловеще. Леди Бессборо заметила: "Сцена в Адмиралтействе была весьма впечатляющей — толпы людей, в основном женщин, спрашивали о мужьях, братьях, детях".
Эдвард Кодрингтон был в ярости из-за того, что Коллингвуд не предпринял никаких попыток предложить офицерам отправлять почту домой с депешами на «Пикле», и его опасения оправдались, когда первые новости о сражении, дошедшие до его жены, пришли из газеты. Внезапно вбежал слуга Джейн Кодрингтон и сообщил ей, что "произошло грандиозное сражение и лорд Нельсон мертв!" К счастью, она находилась в Брайтоне, где жил принц Уэльский, и вскоре он смог предоставить авторитетный список погибших офицеров, в который не входил ее муж. Еще хуже пришлось Бетси Фримантл, живущей дома в Свонборне, графство Бакингемшир, которая узнала эту новость от своих слуг:
Я была очень
