Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
в его руке говорила именно об этом. Мора же, как назло, был без трости – проклятая спина перестала болеть.
– Попался, негодяй! – с весёлой злостью воскликнул поручик. – Будешь знать, как людей травить!
– Да что вы, благородие, да я ни сном ни духом! – зачастил Мора, отступая.
Но смиренную маску ему удержать не удалось – взоржал конём.
Поручик побагровел, поддёрнул рукава и с тростью наперевес кинулся на обидчика. Не шпагу же обнажать, в самом деле, ради такого ничтожества.
«Пропали яйца», – подумал Мора, впрочем, без особой тоски.
Кадровый военный оказался бессилен в схватке с житаном, воспитанным кёнигсбергской подворотней. Мора поднырнул под занесённую трость, ударил нападавшего по ногам и тут же обрушил поручику на мундир свою корзину со всем драгоценным содержимым.
Ворота княжеского дома распахнулись, и на улицу выкатилась карета. Поручик вскочил на ноги, Мора же благоразумно пал в грязь и притворился если не мёртвым, то побитым.
– Булгаков, мы к Оловяшниковым на блины. Ты как – с нами? – раздался томный голос, дверца приоткрылась, и показалось розовое личико князя Петера, старшего из наследников старого князя. Разглядев облитого яйцами поручика, томный Петер хохотнул и закатил глаза. Поручик в отчаянии замахнулся на лежащего Мору палкой. – За что ты хочешь его бить? – спросил молодой князь.
– Мерзавец пытался отравить меня!..
Поручик опустил палку, так и не ударив Мору – из кареты высунулся сам старый князь, глянул, можно ли вылезти, чтобы не в грязь, и вылезать погнушался.
– Зачем же ты ел из рук моего псаря? – ядовито поинтересовался князь, с удовлетворением окидывая взглядом осквернённый мундир поручика. – Он же цыганва, рваные ноздри, le criminel…
– Я не ел. Он наврал, что смешал приворотное зелье…
– Разве ты не знаешь, что цыганы не ворожат? – поднял подрисованные бровки князь Петер. – Это цыганки ворожат, а цыганы только воруют.
– Вот что, поручик Булгаков, – в голосе старого князя зазвенел металл, – ты повторяешь все ошибки твоего предшественника Дурново. И узнай у своих приятелей, что бывает с теми, кто бьёт в моем доме моих слуг. Поверь, тебя ожидает сюрприз. Мне некогда рассказывать. Иди в дом, переоденься – а мы дождёмся тебя.
Поручик устремился в дом, то ли рыча, то ли сдерживая злобные рыдания.
Мора поднялся из лужи, подобрал опустевшую корзинку, поклонился господам и спросил невинно:
– А что же бывает, ваша светлость, с теми, кто бьёт ваших слуг?
Старый князь демонически сверкнул глазами на дерзкого слугу, но потом сделал загадочное лицо и резко провел рукой в перчатке по своему затянутому в атласный галстук горлу. И дверца кареты захлопнулась.
Пришла весна, и лёд сошел, и лёг на воду столь желанный всеми понтонный мост. И в один из солнечных апрельских дней Мора, наконец, дождался своего счастья. Возле дома высматривал его холёный кавалер в немецком платье, в парике таком, что кровь из глаз, и с мушкой на подбородке.
– Юшка! – не поверил своим глазам Мора.
– Виконт! Ну, ты урод! – кавалер признал Мору и радостно заключил товарища в объятия.
Юшка этот работал в том же амплуа, что и некогда Мора – подделать вексель, охмурить поповну, обыграть в карты недоросля, в будуаре дамы после страстного свидания увести часы или перстень с туалетного столика… Только Виконт был звезда, а Юшка так, похуже и пожиже.
– Привёз? – первым делом спросил Мора.
– А то! – Юшка вытащил из-за пазухи свёрток. – Вижу, тебе как раз не хватает.
Мора усмехнулся.
– Когда только носа не хватает, ещё ничего, хуже – когда ума.
– Ума не привёз, – покаялся Юшка. – Зато привёз к тебе Матрёну.
На миг у Моры потемнело в глазах. Но миг этот был краток.
– Где вы остановились? – спросил он. – У Шкварни?
– Бери выше. Гостиница «Святый Пётр». Мы прибыли в своей карете, Матрёна – фрау Гольц, я секретарь её, Мануэль Гонтарь.
– Как ты имя-то такое выдумал?
– Утонул давеча в реке Мануэль Гонтарь, польский скорняк, а паспорт на берегу лежать остался. Так и стал я Мануэль Гонтарь, секретарь уважаемой фрау Гольц.
– А фрау Гольц тоже в речке утонула?
– Много ты пропустил, Виконт. Матрёна наша замуж сходила за банкира Гольца, теперь почтенная вдова.
– Ты прав, я всё проспал, – с деланой печалью вздохнул Мора, – на тюремных нарах…
– Так ты идёшь со мной? Или нос сперва примеришь?
– Ты ступай, Юшка, я попозже вас навещу. Вы когда в Москву возвращаетесь?
– Завтра с утреца. Что тут высиживать?
– Так я сегодня буду у вас.
– Не пустят тебя. «Святый Пётр» приличная гостиница.
– А я не знал! Не ссы, Юшка, с новым носом мне все двери открыты.
Первым делом Мора направился на конюшню. Принц непременно должен явиться к даме на белом коне. И конь такой в конюшне был – толстый, белый, флегматичный Афоня, раз в год по обещанию на нём выезжали молодые князья.
– Дай мне на вечер Афоньку, – взмолился Мора перед конюхом, – ко мне зазноба из Москвы пожаловала. Мне с такой рожей – только конём впечатление на неё произвести.
После истории с пасторшей Мора сделался в некотором роде кумиром у князевых слуг – Софью они любили, а поручика презирали.
– Хозяин сегодня у Затрапезновых, гуляют, потом в карты сядут играть… До вечера старый чёрт не явится. Бери, но с осторожностью, не вздумай по городу раскатывать – наш собирался с купцами в экипаже кататься по первому солнышку. Старый гриб тебя и не узнает, а вот Афоньку узнает, и будет нам с тобою обоим по шее.
– А кто так коня назвал? – полюбопытствовал Мора.
– Сам хозяин и назвал, – отвечал конюх.
– А почему остальные – Люцифер, Буцефал, Вельзевул, Агасфер еще есть – а этот Афоня?
– Потому что Ксенофонт. В честь первого апологета безтрензельной езды.
– Какие слова ты знаешь – апологет.
– Хозяин знает, я – цитирую.
Получив коня, Мора принарядился – бедненько, но чистенько – надел новые ботфорты и приступил к примерке носа.
В комнатке Моры давно выстроилась батарея притираний, белил и разноцветных пудр – как у барышни. Мора достал из тряпицы гуттаперчевый нос, снял с себя повязку – ноздри обрезаны были не до кости, но всё равно заметно. Когда-то Матрёна дорого заплатила профосу, чтобы тот отрезал Морины ноздри – вот так, гуманно.
После недолгой подгонки пилочкой и посадки на клей нос сел как влитой. Мора законопатил стыки с кожей – вышло не страшнее, чем у тех, кто болел оспой. После слоя белил, только называвшихся белилами и на деле имевших нежно-кофейный цвет, цвет природной цыганской кожи, Мора разными пудрами нарисовал поверх
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
