переспросила она. Глаза казались остекленевшими, вероятно от джина. – Как интересно.
– Разве?
Я взяла со стола пепельницу и вытряхнула содержимое в камин.
– Расскажу тебе небольшую историю, – начала она, закидывая ноги на мягкую скамеечку перед креслом. – В восьмидесятых, когда я была звездой светских вечеринок на Халф-Пенни-Лейн… Ах, какие вечеринки мы закатывали тогда! Я тогда была замужем в третий раз, за Владимиром, русским математиком, и это звучит скучно, но поверь, он был кем угодно, но только не скучным сухарем! Он привозил лучшую водку и икру, и к нам на вечера приходили люди из самых разных слоев общества.
Я взялась за тряпку и принялась усердно стирать несуществующую пыль с каминной полки. Поначалу я не особенно вслушивалась в ее болтовню, но потом заинтересовалась. Возможно, мы обе слегка потеплели друг к другу и, хоть у нас не было ничего общего, осознали, что нам не так уж плохо вдвоем.
– В общем, как-то вечером, в середине лета… или в середине зимы? Ну неважно… Ах нет, точно, стояла зима, потому что тротуар весь был покрыт инеем. Так вот, одна гостья приехала поздно, крайне потрясенная. Отогреваясь у камина, она рассказала, как вышла из такси и зашла в наш дом – так ей казалось! – но обнаружилось, что это вовсе не наш дом, а книжный магазин. Маленький и старомодный, полный очаровательных раритетных книг и еще каких-то безделушек. Она вышла на улицу, обернулась, и – хоп! – магазина там уже не было, а перед носом у нее маячила наша входная дверь. Конечно, мы все решили, что она сидит на чем-то: многие люди в те дни редко когда бывали в здравом уме… Но разве не забавно, что это случилось вновь?
По спине у меня пробежал холодок. Я не любила рассказы о призраках, а это начинало походить на очередную мистическую чушь.
– Ну не то чтобы случилось нечто подобное. Он просто сказал, что ищет книжный магазин.
Что он там болтал? Должно быть, магазин был пристройкой к дому или вроде того. Я встряхнулась и поднялась – пора было готовить ужин мадам Боуден.
Когда Генри попросил о помощи, я на миг увидела в нем себя, такую, какой была раньше, открытую и доверчивую. Наверное, стоит рассказать ему о том, что поведала мне мадам Боуден. Может, это поможет ему в поисках или, по крайней мере, укажет ключ к разгадке. Но в наше время, если помогаешь людям, ты только наживаешь неприятности на свою голову, а в конце не ждет ничего, кроме сожалений. Так что я решила ничего не говорить. И закрывать жалюзи у себя в комнатке.
Забавно, как люди жалуются на скуку. Боже, я так мечтала об обычном скучном дне, когда жила с Шейном. Мой день был непредсказуем, потому что непредсказуемо было его настроение. А мне так хотелось, чтобы худшим событием за весь день было то, что ничего особенного не случилось… И вот теперь мои дни стали по-настоящему скучными и однообразными, и я понятия не имела, как ими наслаждаться. По мере того как я осваивалась, рутинные обязанности отнимали все меньше времени, и после обеда я уже порой была предоставлена сама себе.
Мадам Боуден, не знакомая с чувством такта, сделала ряд намеков в отношении того, как мой гардероб «не вдохновляет» ее и вообще «угнетает».
– Будто фирменная одежда невидимки! – Она драматично прикрыла глаза рукой.
Я смотрелась на себя, стоя перед длинным зеркалом в ванной. Джинсы и джемпер. Мне казалось, это нормально… Ну, может, немного старомодно. Я подняла глаза выше, изучая лицо. Синяки зажили и теперь почти не заметны; если не знать, то и не обнаружишь… Картинки из прошлого замелькали в голове, будто поезд на полном ходу: я забилась в угол, прижавшись спиной к кухонным шкафам, и кричу, умоляя его прекратить.
Я уперлась ладонью в стену, чтобы не упасть. Весь фокус в том, чтобы не вспоминать, не позволять страху захватить все твое существо. Смотри в будущее, занимай чем-нибудь руки и голову.
Одежда вдруг напомнила мне о жизни в маленьком городке, полном назойливых, сующих нос не в свое дело соседей и полицейских, которые ничем не помогали. Захотелось сжечь все, что я привезла оттуда. Пришло время.
Я взяла все то немногое, что заработала («Наличными на руки, зачем нам беспокоить налоговую по пустякам?»), и отправилась вниз по О’Коннелл-стрит, в магазин «Пенниз». От стены до стены все там было в джинсе, но хозяйка наверняка выдаст мне классический костюм горничной, если я вздумаю приволочь домой тонну джинсов. Я решила начать с нижнего белья и выбрала хлопчатобумажные бюстгальтер и трусики.
Это было так странно – располагать временем, деньгами и не тратить их ни на чьи желания, кроме собственных. Я была в шаге от того, чтобы начать чувствовать вину. На дворе день в самом разгаре, а я веду себя как… как… свободная женщина?
Кажется, именно от этой мысли пришло то, чего я долго не ощущала, – такое тепло, будто я улыбаюсь где-то глубоко внутри, у самого сердца.
Я зашла в отдел обуви и выбрала пару черных слипонов. Потом заметила какие-то черные брюки-капри и повесила их на плечо, намереваясь померить в раздевалке. Мне удалось отыскать белую блузку вполне профессионального кроя и даже ленту для волос – красную в белый горошек! Переполненная гордостью за новообретенную свободу и свой наметанный глаз, я отбросила всякую осторожность и купила новый рюкзак, мечтая выкинуть на помойку спортивную сумку, с которой таскалась еще со школы. В примерочной я переоделась, запихала старую одежду в старую сумку, отправилась на кассу и прямо там срезала бирки, не снимая вещи, – как в кино! Меня охватил трепет от того, как прямо здесь и сейчас начинается моя новая жизнь.
Старье я запихала в урну на улице и еще немного погуляла по городу: купила кофе навынос и пончик, прошлась по Стивенс-Грин. На улице было хорошо, и я привыкала к этому новому ощущению – будто гора рухнула с плеч. Руки расслабленно болтались вдоль тела, не то что раньше, когда я прижимала их к груди, когда вечно была начеку. Я любовалась лебедями на пруду, которым люди бросали куски хлеба, вслушивалась в шелест голубиных крыльев, когда стая вспорхнула с насеста, испугавшись чего-то. Я будто вышла из комы, и все теперь ощущалось ярче, яснее.
Когда я увидела группу студентов на траве, обсуждавших, как я предположила, нечто очень умное, внутри всколыхнулась и застарелая надежда. Может, на самом деле они обсуждали тусовки, на которые пойдут вечером, – и все-таки это была самая
