и вибрирует в моих барабанных перепонках, пока я не теряю концентрацию.
Я моргаю, отступая назад, и Сильвер делает то же самое, переводя взгляд на свою искалеченную руку, которая уже начала заживать сама по себе. Сдавленный смех покидает его, когда мой контроль над ним испаряется в ничто, но я не задерживаюсь для разговора. Мы уже пробовали один раз этим утром, и это оставило кислый привкус у меня во рту, поэтому я отмахиваюсь от нашего тренера, когда он требует, чтобы я остался, и отправляюсь прямиком в гребаный душ.
Что я действительно хочу сделать, так это съебаться домой.
Нет, это ложь.
Я знаю, чем действительно хочу заниматься, но также знаю, что должен делать, а это посещать все занятия, как чертовски хороший мальчик, каким требуют быть от меня родители. Я, блядь, сказал им, что в этом семестре моя голова забита другим, когда они позвонили для проверки через две недели после переезда. Они сказали мне быть мужчиной в отношении моего личного дерьма и смириться с этим, блядь.
Менее красочными словами, конечно.
Проблема в том, что я чертовски хорошо разбираюсь в своем дерьме. Не вешаю лапшу на уши, не приукрашиваю и не выбираю легких путей ни в чем. Я надрываю задницу, как и остальные мои братья, потому что, как и они, я знаю, что наш мир может измениться в любой момент, если трагедия постигнет наших родителей, и мы будем призваны на трон в качестве его временных наместников, пока один из нас не выполнит обязательные пункты, необходимые для правления. Помимо моих собственных родных, в этом университете нет ни одного человека, который мог бы превзойти меня, и это включая людей, которым заплатили, чтобы они, блядь, были здесь.
Знаю ли я все, что нужно знать о нашем роде и нашем мире, и каждую мелочь, которая требуется от каждого отдельного человека в нем? Нет. Кто, блядь, знает?
Я прекрасно понимаю, что в этих стенах и за их пределами всегда будет чему поучиться, но по какой-то причине в последние несколько недель эти стены стали казаться мне тюремной камерой, поэтому, естественно, все, что я хочу сделать, это вырваться из них.
Моя агрессия удвоилась, я потерял концентрацию, а для человека в моем положении это довольно опасное дерьмо.
Я наследник, гребаный лорд, сын короля народа Стигии, владеющий темной магией, и я здесь инсценирую самоубийство своего лучшего гребаного друга, чтобы выпустить немного гнева и напряжения в надежде накормить свою извращенную душу, которая опустошена, но не желает делиться тем, чего жаждет.
К тому времени, как я слышу, как открываются двери спортзала, ведущие в раздевалку, я уже протискиваюсь через передние и выхожу на открытый воздух.
Я делаю пять шагов, прежде чем Крид становится слева от меня, Син справа. Ледженд сказал нам, что сегодня он опоздает на обед.
— Слышал, что произошло на тренировке, — говорит Крид, его глаза сканируют местность, пока мы идем через кампус.
Наш университет такой же старый, каким кажется. Архитектура, созданная древними художниками, некоторых из них больше нет с нами. Крыши тянутся к небу заостренными когтями, прежде чем опуститься вокруг витражных окон. Снаружи здание не выглядит чем-то особенным, но когда приглядываешься, замечаешь мелочи. Например, цветы, которые распускаются в садах, имеют цветовые профили, которых нет нигде за пределами Рата, царства и источника Одаренных, а травинки здесь толще. Даже черная краска, которой были окрашены стены, только кажется… чем-то большим. Все в нашем мире точно такое же, как в мире бездарных, только усиленное. Это похоже на то, что там работы выполнены в сепии, а наши — в ярком цвете.
— Слухи здесь всегда быстро распространялись, даже для кучки Одаренных придурков.
Я пытаюсь не дать его словам зацепить меня, пока мы продолжаем наш путь по дорожке, ведущей в главную общую комнату. Блеск золота отражается от дорожки, в заманчивых фиолетовых, розовых и синих тонах, которыми окрашено небо. Наш дневной свет тоже отличается от человеческого мира. В том смысле, что наш лучше. Тень Сатурна парит на фоне пастельных тонов, а ночью… ну…
— Тебе нужно забыть об этом.
— Тебе нужно не лезть не в свое гребаное дело.
Я ускоряю шаги, чтобы мне не пришлось идти рядом с ним и выслушивать еще больше его бреда всю дорогу. Мое волнение растет с течением дня. Как будто я слышу, как в моей голове тикает чертова бомба замедленного действия. Из тех, что вы не знаете, когда будет последняя секунда.
Мои глаза блуждают по местности, когда я думаю об этом, по гигантской статуе каменного крыла, ее золото блестит сверху донизу, когда в центре материализуются имена, каждое из которых исчезает, чтобы смениться другим. В этой штуке сотни имен убитых Одаренных. Мемориал парит в воздухе, золотые завитки обвиваются вокруг его основания и опускаются на вершину, защищая его, как будто это какое-то сокровище.
Пустая трата магии, если вы спросите меня. Они, блядь, мертвы. Что может сделать постоянное напоминание о длинном списке убитых Одаренных, кроме как постоянно напоминать, что не все мы непобедимы? Но опять же, возможно, это то, к чему стремился совет, способ держать Одаренных в узде с небольшим количеством страха, чтобы мы никогда не забывали о Потрошителе, одаренном мужчине, который убил свой собственный народ ради спортивного интереса, по крайней мере, так они утверждают.
Я говорю, что кто-то облажался с ним, и его гнев не знал границ. Звучит как то дерьмо, которое я мог бы натворить, если бы меня что-то очень сильно разгневало.
Держу пари, это избавило бы меня от этого обязательного дерьма с учебой.
Качая головой, я смотрю вперед.
Здание высочайшего класса материализуется из густых кустов впереди, и как бы я ни пытался сосчитать про себя до десяти, чтобы успокоиться, я чувствую, как моя магия покалывает вдоль моего позвоночника и распространяется через кончики пальцев. Прежде чем могу остановить себя, я размахиваю руками, двойные двери распахиваются от порыва воздуха, который я в них запустил, и мне плевать, что они с громким треском ударяются о стены.
Позади меня раздается тяжелое раздраженное дыхание Крида, но я игнорирую его, как игнорирую каждого человека, который пытается быстро поздороваться, пока мы с братьями направляемся в нашу часть кафетерия. Большой круглый мраморный стол установлен в центре комнаты, придвинут к стеклянной стене, за которой виден скрытый за ней густой лес, безопасное место, забаррикадированное внутри, чтобы оборотни могли свободно разгуливать, когда почувствуют себя перевозбужденными. Фон пастельного неба и яркой зелени
