встретилась.
— По твоему лицу видно… что здесь замешан мужчина, — сказала Луан, хитро прищурившись, глядя на меня через экран. Я не смогла сдержать смешок, который вырвался наружу.
— Луан... — протянула я мечтательно, закрывая глаза, в сотый раз представляя его лицо и ощущая на коже прикосновение его рук.
— Он настоящий мужчина. Такой суровый. У него темная бородка, а глаза… холодные и жесткие, — я была просто заворожена им. — Его руки вдвое больше моих, кожа вся в татуировках. Он намного выше меня, и, кажется, может защитить от любой опасности. Рядом с ним мне хочется быть хрупкой дамой, которую он будет вечно спасть.
Я рассмеялась, запрокинув голову, и из моих губ вырвался едва слышный стон.
— Массимилиано… — итальянское имя сорвалось с моих губ, словно запечатав мою судьбу рядом с ним. Оно так ему подходило. Даже мысль о каком-то сокращении казалась мне неподобающей. Он заслуживает, чтобы его называли по имени, не «милый» — он не кажется мягким, не «малыш» — он далеко не маленький и не нежный. Нет, Массимилиано — воплощение суровости. В памяти сразу всплыл момент, когда он назвал меня поэтом, будто смакуя каждый слог. Я смотрела на него и думала — вот бы подольше так сидеть и просто смотреть на него. Быть под его защитой, его тенью. И каждый раз встречать его холодный жесткий взгляд.
Луан тихо рассмеялась.
— Я рада за тебя, Даралис. Видела бы ты себя сейчас, и то, как сияют твои глаза, — ее теплота была ощутима, даже на расстоянии в тысячи километров. — Ты открытая книга. Твоя душа светится, я чувствую это даже отсюда.
Я убрала волосы с лица, улыбка всё еще не сходила с губ, и я продолжала тихонько хихикать.
— Слишком ли рано говорить, что я люблю его? — спросила я, губы расплылись в широкой улыбке, сердце бешено колотилось.
Лицо до сих пор горело там, где он прикасался ко мне, и я всё еще слышала его голос в ушах.
— Потому что я люблю его, Луан. Клянусь, я люблю его. Люблю этого человека, — призналась я, не стесняясь своих чувств, зная, что она никогда не осудит.
— Никогда не бывает слишком рано для чувств, Даралис, ты это знаешь. Любовь существует на любом этапе, — Луан всегда учила меня прислушиваться к своим чувствам. Не бывает «правильных» или «неправильных» чувств. Она всегда поощряла мою способность любить всем сердцем. Луан и бабушка были женщинами, которым довелось любить многих людей в своей жизни.
Помню, однажды Луан встретила мужчину, который был ее полной противоположностью. Она была свободной и непредсказуемой, он — замкнутым и сдержанным, она предпочитала ходить пешком, он был байкером; она курила травку, он пил водку, у нее был пирсинг, у него — бесчисленное количество татуировок; она не верила в политику, он был республиканцем, она была чернокожей, а у него на теле была нацистская татуировка — они были совершенно разными. Но одно я знаю точно, она любила его больше всех других мужчин, которые у нее были. Они поженились — духовно, конечно, и это была самая красивая церемония, за которой я имела честь наблюдать. Они прожили вместе несколько лет, возможно, пять, и для Луан это было почти целой жизнью. Всё закончилось, когда однажды его не стало — его застрелили.
Она полюбила его с первого взгляда.
— Луан, этот мужчина... — я попыталась успокоиться, и мой голос зазвучал едва слышным, хриплым шепотом. — Он тот самый.
Я поверила своим чувствам в тот самый момент, как увидела его. Я была уверена, что ни один другой мужчина не сможет вызвать во мне такую же бурю эмоций.
Массимилиано был особенным. Я молода, я знаю это, но могу поклясться — он был непохож ни на кого другого. Он был человеком с аурой, которая подавляла любого, кто осмеливался взглянуть на него. Всё в нем казалось сверхъестественным.
— Он единственный для меня… — поклялась я себе, мысленно связывая свою душу с его, глядя в глаза Луан. Я отдала себя ему тогда, желая, чтобы он стал пламенем, которое поглотит меня, если он того пожелает. Мне было всё равно, если он сожжет меня или разрушит, потому что я хотела, чтобы он делал со мной всё, что его душе будет угодно…
Ах... если бы только знала тогда, насколько это окажется опасным. Я бы лучше поклялась связать свою душу с крысой или с тем никчемным пьяницей, у которого всегда застревала еда в бороде. Только не с Массимилиано, только не с ним.
Был канун Рождества, и в маленьком городке царила неповторимая праздничная атмосфера.
Был канун Рождества, и в маленьком городке царила неповторимая праздничная атмосфера.
Я старательно украсила бар рождественскими гирляндами и поставила маленькую елку. Завсегдатаи бара повесили на ее верхушку мою фотографию и сказали, что это потому, что я — Ангел.
Я не смогла сдержать слез, ведь это было, наверное, одно из самых трогательных поступков, которые кто-то когда-либо делал для меня.
Но, несмотря на всю эту красоту — украшенные рождественскими гирляндами дома и газоны, праздничные витрины магазинов и сверкающие улицы — я чувствовала себя одинокой. Я не праздновала Рождество так, как это делали другие жители городка. Луан и бабушка никогда особо не верили в него, и я тоже не впитала этой традиции.
Луан всё еще была на Гавайях и не собиралась приезжать. Прошло уже немало времени с тех пор, как я в последний раз обнимала ее. Но всякий раз, когда я поднимала эту тему, Луан только смеялась, недоумевая, зачем я придаю этому значение, и утверждала, что физическое присутствие не имеет значения, ведь наши души преодолевают любое расстояние. По ее словам, когда мы спим, наши души встречаются, и с того дня, как я родилась, она ни на миг не оставляла меня.
Я хотела возразить, сказать, что всё это не то, что мне нужна она здесь, — рядом. Иногда мне хотелось, чтобы мы меньше полагались на связь душ, чтобы она могла быть просто рядом со мной в реальной жизни.
Я выпрямилась, когда дверь камеры открылась, и в комнату вошел Массимилиано.
— Привет! — воскликнула я, расплывшись в широкой улыбке, взволнованная его появлением. Он подошел к своему обычному месту, его холодные серебряные глаза встретились с моими, словно изучая каждую мою мысль. Я не могла сдержать радости и поправила на голове праздничную красную шапку, которую надела, чтобы вызвать улыбку на его лице, хотя
