кассу, пожалуйста", – вот и всё, что он произнёс.
У меня упало сердце. Он был единственным человеком в Берлине, который мог мне помочь, и сейчас он собирался пообедать. К счастью, прежде чем он успел уйти, к нему подошла девушка с почтой, и, что было ещё более удачным, он решил её всё-таки просмотреть. Увидев одно письмо, он заколебался. Окошко открылось.
"Да, ваши деньги здесь", – улыбнулся он мне.
Я вздохнул с облегчением и улыбнулся ему в ответ. Наконец-то мы были не на мели.
"Паспорт, пожалуйста".
"Но у меня нет при себе паспорта. Он в 'Интуристе' – ну, вы знаете, в советском туристическом бюро. Я обещаю, что …"
"Тогда извините. Я не могу выдать вам деньги без паспорта".
Окошко закрылось.
"Что случилось на этот раз?" – спросила Ирина, но слов у меня не нашлось, и, жестом позвав её следовать за мной, я помчался обратно в "Интурист".
Наших паспортов там не оказалось. Увы, мистер Ницше был невероятно активен и уже отправил их в эстонское посольство для оформления виз.
"Мне он необходим, чтобы получить ежедневную порцию райземарок, – драматично вскричал я. – Нет, нет, завтра не подойдёт. Прямо сейчас. Пожалуйста!"
"Вам повезло, что вы меня застали, – сказал он в своей обычной невозмутимой и учтивой манере. – Я как раз собирался пойти на обед".
Для одних возможность пообедать есть всегда, а для кого-то её нет! Но он сразу же взялся за дело и вызвал курьера, который был отправлен в эстонское посольство за нашими документами. И, дабы повысить эффективность работы своего офиса, он также попросил того захватить паспорта ещё нескольких человек, находившиеся там с той же целью.
Мы ждали. Мы рассматривали открытки, иллюстрированные журналы, буклеты для путешественников и рекламные проспекты, не произнося при этом ни единого слова. Мы ждали больше часа. Мистер Ницше давно уже улизнул перекусить и объявился вновь с тем довольным видом, который бывает у представителей любой национальности после хорошей трапезы.
Наконец курьер вернулся. Он бросил на стол несколько паспортов разных стран и вышел. Мистер Ницше, разговаривая в этот момент на незнакомом языке по телефону и делая это всё быстрее и быстрее, принялся рассеянно их перебирать. И только повесив трубку, он уделил достойное внимание их сортировке.
Мне стало казаться, что наших там нет. Это было правдой. Мы все трое, кинувшись к двери, попытались окликнуть курьера, но этот проворный малый как раз завернул за угол на своём велосипеде.
Опечаленный мистер Ницше вернулся к своему столу и набрал номер. Дождавшись соединения, он оживился и ободряюще нам кивнул.
"Он сейчас говорит по-эстонски", – любезно сообщила мне Ирина, очевидно, не желая, чтобы я почувствовал себя забытым.
"Мне всё равно, как и что он говорит. Какой бы язык он ни использовал, не требуется полчаса, чтоб сказать: 'Верните эти паспорта'".
Наконец он завершил беседу. О, да, в эстонском посольстве сообщили курьеру, что наших паспортов там нет. Они работали не менее эффективно и уже успели отослать их литовцам, как обычно делается в таких случаях.
Итак, ещё один курьер, ещё более пространные инструкции, ещё одно долгое ожидание. Была почти половина пятого. А что, если "Американ Экспресс" закроется и у нас всё так же не будет денег?
"Я страшно голодна", – тихо произнёс рядом со мной чей-то голос. На флоте это прозвучало бы как яростный вопль: "Когда же нам дадут жрать?!"
В конце концов вернулся второй курьер. Я встал перед дверью, чтобы он не смог от нас сбежать. У него оказались наши паспорта.
"Теперь вам нужен лишь ещё один штамп – латвийский", – объяснил мистер Ницше, и я на миг испугался, что тот хочет, чтобы мы подождали и его. Я уподобился атлету, завершавшему эстафетный забег и ожидавшему эстафетную палочку от товарища по команде, выходившего на финишную прямую, и, когда тот передал её мне, я уже бежал, крепко сжимая в руке паспорта и красноречиво махая Ирине, тогда как она отчаянно пыталась от меня не отстать. "Давай, быстрее", – орал я, пока мы лавировали в потоке авто и ловко уворачивались от велосипедов.
Когда мы примчались к офису компании, наружная дверь уже медленно закрывалась. "Подождите, подождите минутку, – завопил я, просовывая ногу между дверью и порогом и придерживая её локтем. – Я обязан раздобыть хоть немного наличных, слышите!" Протиснувшись внутрь, я на полной скорости рванулся к кассе. Кассир как раз переодевался в свой собственный пиджак, собираясь идти домой.
"Вот паспорт, – выдавил я, тяжело дыша. – Сто марок, пожалуйста".
Потребовалось десять минут, чтобы найти кого-нибудь, кто смог бы снова открыть сейф, но в конце концов всё было сделано, и эти неуловимые деньги действительно оказались в моих руках – марки за двадцать девять с половиной центов, которые я мог бы купить дома за двадцать шесть, но сейчас, как ни странно, это уже не имело особого значения.
Мы начали свой день с желания отыскать прессу, которой решили надеть намордник, но теперь были годны только на ужин и постель. Какая оплошность со стороны рекламного агентства, обслуживающего туристическое бюро нашего родного города, что оно не включило в свои материалы описание захватывающей битвы за райземарку – каждое утро ровно в десять, – частенько быстрой и короткой, но иногда продолжающейся на протяжении всего дня.
Военные музеи и старые друзья
Ирина Скарятина
Оскар Б. оказался прав. Пропаганда войны была повсюду. На улицах виделось намного больше военной формы, чем мы когда-либо встречали в мирное время, и эти назойливые небольшие военные музеи по всему городу буквально мозолили нам глаза.
Обычно они были переполнены, хотя вход не являлся бесплатным, и "чернорубашечники", "коричневорубашечники", а также "зелёные", то бишь служащие рейхсвера, приходя целыми группами, внимательно изучали различные экспонаты. Учащиеся младших и старших классов, костюмы некоторых из которых делали их похожими на уменьшенную версию "коричневорубашечников", под руководством своих учителей входили и выходили, смеясь, болтая, восхищаясь всем, что они узрели, и громко зовя друг друга, когда открывали для себя каждый новый образец, представленный на выставке. А совсем молодые солдаты, никогда и не видавшие боёв, сразу бросались в глаза, поскольку выпендривались, стараясь вести себя как бывалые ветераны, на потеху старшим товарищам.
Ни одна вещь в этих музеях Геринга не изображала ужасов войны. Напротив, там присутствовали только хорошо сделанные рельефные карты с миниатюрными электрическими лампочками, включавшимися и выключавшимися, показывая либо скрывая изменявшиеся линии фронта, а также позиции армий Германии и её союзников в ходе знаменитых сражений; уютные землянки, оборудованные комфортными койками и
