дому.
«Из дому ни ногой, но в лавку идите, к реке ни ногой, а половики постирайте. Самая настоящая дура», - думала я, пока она вставала из-за стола.
Потом мы проводили Домну на улицу, и там она еще четверть часа проверяла багаж. Как только карета тронулась, мы с Глашей, не сговариваясь, будто по счету, сели на крыльцо и выдохнули. А потом посмотрели друг на друга и засмеялись.
— И зачем тогда саквояж к коробкам привязывали? Все равно она проверила, – не задавая вопроса на самом деле, а просто в воздух сказала я, констатируя факт, что хозяйка – дуреломка и самодурка.
— Она всегда проверяет, но если не завяжешь, еще и по спине получишь, - ответила Глаша.
— Идем, чаю попьем. Там на столе столько варенья! А потом в город! – подытожила я, взяв Глашу под руку.
— Нет, ты чего! – уперлась Глаша вначале.
— А мы быстренько. Никто и не увидит! Не все же варенье Нюрке есть. Ее и так вон как раздуло с варенья-то, - мои веские вводные дали Глаше уверенности, и мы, хохоча, побежали в дом.
[i] срека'ть – предрекать, предсказывать
Глава 9
С минуты на минуту должна была прийти Нюра за самоваром и остатками пирогов. Сначала я уселась за стол, но потом решила растянуть время за завтраком.
— Глаша, давай все булки вот сюда, - я развернула полотенце на столе, и мы принялись складывать на него редко доступные тут сладости. Как только мы налили две чашки чая, кинули в них щедро отколотого от большого куска сахара и отнесли вместе с выпечкой в мою комнатушку, в гостиную через заднюю дверь вошла Нюра с еще одной женщиной лет тридцати.
— А чего назад не ворочаете? Кого ждете? – Нюра цепким взглядом осмотрела стол.
— Так собирались как раз. Ну, коли пришли, давайте вместе все и отнесем, - вышла к столу Глаша и ухватилась за вазочки с вареньем. – Да пошибче ногами перебирайте. Нам ишшо избу убирать, а потом в город да половики стирать до ночи.
Я понимала, что Глаша преувеличивает. Хозяйка, вернее всего, уехала неожиданно. Если бы поездка была запланирована, нам дали бы куда больше работы.
Как только мы вернулись в дом, где из звуков слышны были только ходики, побежали в мою комнатушку и уселись на кровати с крепким ароматным чаем.
— Поворотлива ты стала, Надька, да и хитра не по тебе, - с полным ртом оценила мой поступок подруга.
— А раньше разве не такой была?
— Не такой! Неужто и правда все из головы повылетало? Ты и пискнуть боялась. Бегала за барыней, как кошка за котятами: то ей подушку на стул, то шаль, то обдувать примешься. Я понимала, за что она тебя выбрала. Даже не обижалася тады. Потому что лентяйкой как была, так и осталась. А ты ведь как веретено вокруг ней крутилась. А сейчас будто заменили тебя, - Глаша прищуривала глаза, словно говорила и вспоминала свои настоящие чувства тогда.
— Не подменили. Забыла только вот, - я хотела поговорить о деле и боялась перейти на него. Мало ли, может, обсуждать хозяев здесь не принято.
— Письмо какое-то привезли поздно ночью, вот барыня и собралась по утру. Даже не знаю, чего за письмо могло быть такой срочности, - сама открыла мне дорогу к теме Глаша. Она рыскала глазами по булкам, видимо, хотела и то и то испробовать
— А! Вот оно чего! А ты ешь, Глашь, ешь. Я уже больше и не хочу чего-то. Слушай, а вот про деревни она говорила, да про деньги — это правда все ее? Разве Осип Германыч ничего и не имеет?
— Благодарствую! Я пироги да булки шибко люблю. Мяса не надо, лишь бы сдобой пахло! – Глаша протянула руку к булочке, щедро посыпанной маком. – А это да, всё барыни, - Глаша свободной рукой обвела все стены. - Она ему плешь проела со своим наследством, хотя поговаривали, что девкой вздорной да глупой была. А ее батюшку отец нашего барина и правда спас от смерти.
— Значит, до старости дожили и все никак миром не заживут? – уточнила я.
— Да. Дай Бог доброго здоровия нашему барину. Добрый он, покладистый. В мастерской у него, говорят, все мужики, как на небушке с богушкой живут…
— Хороший он, значит? – подытожила я.
— Ой, какой хороший, да правдивый, да серде-ешны-ый, - Глаша закачала головой, и голос ее начал сваливаться в причитания.
— Ладно, не вой. Никто не умер, слава Богу. Говоришь, мастерская?
— Мастерская, мастерская. Мастерят в которой, понимаешь?
— Да понимаю, а чего мастерят-то? – говорить с моей товаркой было настолько сложно, что меня подбивало иногда дать ей затрещину. Но чаще она просто вызывала смех.
— Токовый станок там, значит… - она положила булку, глаза ее забегали, видимо, в поисках чего-то, что можно привести пример. Потом, не найдя, она раскинула руки так, будто хотела бы показать слона, но их не хватало. - …Такущий вот!
— А чего им делают-то? Токарный, поди? – предположила я.
— Точно! Так и зовется. Ну вот. У хозяина в мастерской их всего два. Там посуду из дерева делают, части какие-то. Я была пару раз, забирала кружки да миски. В деревне их потом маслом натирают, сушат и кады ярмарка, значит, начинается, то там и продают. Красиву'шшее все! – Глаша выпучила глаза, натянула улыбку и закачала головой в разные стороны, как деревянный болванчик. Я прыснула в кулак и, не сдержавшись, всё же рассмеялась в открытую.
— Чаво смешного сказала? – вроде как даже обиделась Глаша.
— «Ничаво», - продолжая смеяться, ответила я.
— Я чичас скоро половики-та сыму, пока в реку положу да каменюкой прижму. Мальчонки там ишо трутся, приглядят. Так скорее их отшоркаем, полежавшие-то, - Глаша вытерла ладони о широкую юбку, поискала глазами свой белоснежный передник, в котором она накрывала стол, прихватила его и побежала в гостиную. - Собирайся, только шляпку-т не забудь! Ты ить почти барышня!
— Спасибо за совет, - ответила
