пока я стояла, соображая, что делать: ответить на звонок или побить охрану спящего ребенка, мужики сбежали, аккуратно закрыв за собой дверь.
- Αлло? - спросила в итоге, недоброе безмолвие по ту сторону отозвалось облегченным вздохом. – Привет! Да, я жива, но что-то кажется мне, это ненадолго…
Мы помолчали. Он привычно, я - собираясь с мыслями.
Могу ли я делиться жизненными перипетиями, если, как вариант, мой телефон стоит на прослушке? Могу ли честно выражать свои мысли о семье Γладько? Могу ли быть спокойна, что эта информация никогда мне не навредит? А впрочем… мне ничего не стоит предупредить первых и обломать вторых! А что до мнений и мыслей, я имею право на имхо, и никаких документов о неразглашении не подписывала.
- В общем, - сказала глухо и опустилась на складной стул, – два дня назад моя жизнь круто изменилась, и началось все со звонка в дверь. Это лучшее начало для фильмов ужаса и для комедий, к какому из жанров можно отнести случившееся - решать тебе. А для меня все происходящее пока что трэш с неясным будущим. Итак, через глазок я увидела морду мордоворота – это идеально подходящая тавтология, чтобы ты знал, - заверила я звенящую тишину и улыбнулась, - и ты никогда не догадаешься, кого этот Шкафчик принес…
Об Алисе мой собеседник уже был наслышан, о моей соседке Лизавете Сергеевне также, но знал их только под прозвищами Синий мишка и Дама в шляпке. Мордоворота я наименовала Шкафчиком модели Т-13, его молодого помощника оставила Глебом, водителя - Олегом, Олега-помощника назвала Рыжем. Гладько, конечно, Бигбоссом, инфлюенсера в белье - Штучкой, брата - Шалопаем, а старшую дочь я видела всего раз в образе фонтана, но не могла так ее назвать.
- Она словно потеряшка, - поделилась своим мнением на ее счет. - Синий мишка тоже потеряшка, но в силу детского возраста и наличия номинальной матери она куда крепче держится за этот мир, чем старшая. Конечно, можно сказать, что бунтарство в ее возрасте – это норма. - Губ коснулась кривая улыбка. - Я в неполные семнадцать тоже наделала ошибок, полностью перекроивших мою жизнь, но… я не отчаялась. А ей словно бы все равно. Что-то в этом ребенке сломалось. И пока не могу понять, что именно. Это чувство принадлежности семье, это чувство нужности или это бессилие что-либо изменить? У нее достаточно пробивной папа, как пружина, сжатый на работе. Возможно ли, что дома эта пружина распрямляется и расплющивает всех?
Послышалось, или по ту сторону действительно раздался горький вздох?
- Когда-то давно, почти двадцать лет назад… кстати, если ты еще не понял, я большая девочка. Да-да, и в моей копилке есть история с двадцатилетним стажем. Так вот, был у меня знакомый. Сейчас бы его назвали горе-бизнесменом, связавшимся с братками, но тогда братки считались крышей. Правда, чем выше была крыша, тем тревожнее становились ее обладатели.
В задумчивости взялась перебирать продукты, которые мордоворот выложил на новоприобретенный столик. Холодная пицца, каши, колбаски, нарезанные салаты, макароны трех видов, сыр… Запас, словно не на одни сутки. Это намек?
- Я к чему, - продолжила тихо, - он распрямлялcя дома. Не с любовницей, не с противником на боксерском ринге, а дома. В один из тяжелых периодов он едва не размазал супругу по стене и чуть не покалечил пятилетнего сына. Малыш заступился за маму. Прозрел этот уникум из-за крика - домработница вернулаcь за ключами очень даже вовремя. Очнулся, испугался и сбежал, как оказалось потом, пешком дошел в соседний город. Вспомнил себя приблизительно через сутки. В парке, сидящим на скамейке. В одной руке бутылка водки, в другой ревущая по потерянной любви глупая девчонка.
Теперь уже точно был вздох, только не его, а мой.
- Мне тогда не стоило так убиваться и на холодном сидеть, но чего не случилось, того не случилось. Зато у меня появился бесценный опыт по мгновенному расправлению пружин и выдаче словесных затрещин. Хотя в семье бигбосса, я все ещё надеюсь, он не пригодится.
Прислушалась к дыханию Алисы, кажется, оно изменилось, и пора заканчивать звонок. В любом случае, я и так превысила лимит двадцати пяти минут. Пора.
- Послушай, – обратилась я к Крикуну, – тебе это может быть неинтересно, да и после моего исчезновения, может быть, и не нужно. Но если ты позвонишь завтра, я буду рада с тобой поговорить.
Он ожидаемо молчал, я ожидаемо улыбнулась его упрямству.
- До связи.
Спасибо гадам за газовую грелку! И за электрочайник, который обнаружился под столом, и за мини-холодильник походного типа, оставленный на одном из стульев. За стулья и столик отдельное спасибо, большое-пребольшое. Я заварила чай, порционным оливковым маслом заправила один из салатов, сварила овсянку, зажарила пару колбасок и вскрыла коробку печенья к моменту окончательного пробуждения Алисы. И этим самым печеньем чуть не подавилась. Когда малышка вскочила с кровати и кинулась ко мне, забыв про синего мишку.
Обняла за ноги, задрав голову кверху, просияла улыбкой и больно ущипнула меня.
- Ай-яй! – вскрикнула я. – Это же надо! Такие маленькие ручки и такие сильные пальчики.
- Тетя Тома! Это вы?! Это правда вы?
- Я–я! И я не поняла, это ты только что меня на предмет реальности проверила?
- Нет! Да… То есть нет, – ответила она и побежала за синим Улли. Забравшись на кровать, освободила из покрывала мишку, обеспокоено посмотрела на меня. - И только вы будете со мной?
- Обещали привезти Олесю.
- Α Полина? Полины ведь не будет?
- Не знаю, - ответила абсолютно честно. – А Полина - это кто?
- Она готовит для папы… у нас дома. – Какой интересный ответ, и какое странное опасение. Малышка боится кухарку? То бишь повара.
- Нет, ее среди продуктовых запасов я не видела, - заверила ребенка и улыбнулась, когда глаза младшей Гладько просияли. - Есть будешь?
Она застыла, внимательно разглядывая меня.
- А можно… можно не идти в душ, не мыть зубы, вот так… нерасчесанной к столу?
- И в пижаме, - закончила я. - Можно, со мной в выходной точно можно. Плюс, в доме никаких уcловий для омовения.
- Ура! – воскликнул ребенок. В мгновение ока она устроилась на стуле и медведя посадила рядом с собой.
– Держи, это для рук, – вручила ей пачку найденных влажных салфеток и с опозданием спросила: - В
