Нашим читателям будет очень интересно ваше мнение о спектаклях Большого театра. Вы дадите нам интервью?
– Возможно, – уклончиво ответила Матильда и, опираясь на руку сына, прошла в ложу.
Сейчас ей ни с кем не хотелось общаться. Удобно устроившись в кресле, она осмотрела зал. Зрители рассаживались по местам, громко переговариваясь, музыканты в оркестровой яме настраивали инструменты, и весь этот шум голосов и музыкальных звуков сливался в тот гул, который она так любила. Это была своеобразная прелюдия спектакля. Но вот какофония внезапно прекратилась. Это означало, что появился дирижер, и, приветствуя его, музыканты встали со своих мест. Зал дружно взорвался аплодисментами. Дирижер же, слегка опустив голову, торопливо прошёл к своему пульту, поклонился публике, затем, повернувшись к ней спиной, одним движением руки посадил музыкантов, постучал палочкой о пюпитр, и в театре наступила полная тишина. В общем, всё было как обычно перед началом представления, но каждый раз этот ритуал приводил Матильду в трепетно-волнительное состояние. Свет стал медленно уходить, оставляя зал в полумраке, и из оркестровой ямы, по мановению дирижерской палочки, зазвучала увертюра, завораживая зрителей чарующими звуками музыки Прокофьева. Через некоторое время занавес лениво обнажил сцену, освещённую софитами, и свет в зале погас полностью. Спектакль начался!
Буквально с первых же минут Матильда была очарована музыкой, а затем и красотой танца. Все высокотехничные сложные движения плавно переходили одно в другое, точно передавая внутреннее состояние героев. А сама Джульетта-Уланова настолько увлекла княгиню в свой мир переживаний, что Матильда совсем забыла, сколько актрисе лет. Перед ней была очаровательная, хрупкая девочка, готовая скорее умереть, чем жить без любимого. То, что происходило на сцене, напоминало волшебство. Музыка, танец, эмоции – всё сплелось воедино, создав удивительную гармонию.
Когда спектакль закончился и занавес закрылся, в зале повисла тишина. Только секунд через десять публика буквально взорвала её шквалом аплодисментов. При выходе исполнителей на поклоны все поднялись со своих мест. В зале творилось что-то невообразимое. Нескончаемо слышались крики «браво». У многих текли по щекам слёзы. Никто не скрывал эмоций. Вместе со всеми плакала и Матильда.
– Володя, позвони завтра же Рунге, я дам его журналу интервью, – обратилась она к сыну и, увидев, что его глаза тоже увлажнены, положила свою ладонь на его руку в знак солидарности.
– Обязательно, мама, позвоню, – произнёс он с чувством. – Теперь я полностью разделяю твоё негодование. Я и сам хотел бы передать всем за кулисами то чувство восхищения, которое испытал. Как чудовищно, что мы не можем этого сделать!
– А ты знаешь, – встрепенулась Матильда. – Я ведь получила приглашение от парижской мэрии на завтрашний прием, – вспомнила она красивый конверт, поданный ей вчера горничной Лизой, и счастливая улыбка осветило её лицо. – Они устраивают ужин в честь русских артистов. Я не принимаю ни от кого приглашений вот уже два года, но сейчас я изменю своё решение. Мы с тобой будем на этом приёме! Я снимаю траур!
Глава 5
Леночка Савельева с Тиной Волковой поселились вместе и практически не расставались. На время прогулок по городу, так как гулять можно было минимум вчетвером, к ним присоединились ещё две девушки из соседнего номера, Катя Новикова и Вика Шиманова. Вика после окончания училища отрабатывала в театре третий сезон и за это время успела стать неформальным лидером и главной заводилой среди танцовщиц кордебалета, организовав братство «Двадцать третий лебедь». Она не только активно отстаивала их право показа в сольных номерах, но и добилась для некоторых даже звания вторых солисток. Все относились к Шимановой с большим уважением за её принципиальность и весёлый характер.
– Вот человек! – говорили в театре. – Всё только за других беспокоится, а о себе совсем не думает.
Леночка была рада, что теперь может поближе сойтись с Шимановой, с которой ей всегда хотелось подружиться. Савельева хорошо помнила Вику ещё по училищу. Та училась на год старше, жила на пансионе и в последний год перед выпуском выбиралась секретарём комсомольской организации. До этих гастролей девушки мало сталкивалась по жизни. Теперь же все четверо, во время прогулок по Парижу, получали огромное удовольствие не только от знакомства с древним городом, но и от общения друг с другом.
Когда актёры выходили из гостиницы, там всегда посменно дежурил один из кэгэбэшников.
– Куда путь держите? – вежливо спрашивал он, осмотрев группу и записывая их фамилии в блокнот.
Вернуться в отель надо было в той же компании, а потому в группе все зорко следили друг за другом, не дай бог, кто-то потеряется!
Каждое утро всех вывозили автобусом в театр для занятия у станка, потом некоторые оставались на репетицию, а тех, кто был свободен, отвозили обратно в отель. До спектакля, разбившись на группы, артисты могли гулять по городу.
Леночка вместе с подругами наслаждалась Парижем. Девушки любовались дворцами, гуляли вдоль берегов Сены, с восторгом глядели на ажурную конструкцию Эйфелевой башни, не имея возможности подняться на неё или посетить какие-нибудь музеи. Ведь везде надо было платить за вход, а девушки были не готовы к тому, чтобы тратить свои суточные на билеты.
– Может, всё-таки сходим в Лувр. Так хочется увидеть «Мону Лизу»! – предложила Лена, когда они оказались рядом с дворцом.
– Посмотришь её на фото, – тут же парировала Катя. – У меня есть. Приедем в Москву, дам.
– Фотографию я видела, – грустно вздохнула Леночка. – Хочется увидеть оригинал.
Пока не получалось у Леночки и побывать в Люксембургском саду, который она видела на старинной открытке. Девушки не горели вместе с ней этим желанием, а отрываться от коллектива она не имела права. Ходить-то везде надо было вчетвером!
«Как же всё это глупо! Как будто нас связали одной цепью, и мы не можем её разорвать, – думала Леночка. – Почему мы должны делать все одно и то же? Ведь могут же быть у людей разные желания?»
Зато абсолютно единодушно подружки решили дойти до собора Парижской Богоматери.
– Надо обязательно увидеть место действия в балете «Эсмеральда», – решили они.
От их гостиницы идти туда было далеко. Танцовщицы оставили это путешествие на выходной день. Ноги у них настолько уставали во время прогулок, что выходить вечером на сцену, да ещё на пуантах, было трудно. К счастью, у кордебалета партии были несложные, и это спасало. На другой выходной день был намечен поход и в известный для всех художников мира район Парижа: Монмартр.
Совместные прогулки сдружили четвёрку настолько, что они стали вместе питаться, объединив привезённые из Москвы запасы.
Суточные им выдали сначала на первые пять дней. Они
