каждый день и провожал меня туда, но вскоре тренировки увеличились, как он сказал.
Ничего не изменилось и на самих работах. Слава богу, ко мне больше никто не цеплялся ни из девчонок, ни из парней, потому я просто оттарабнивала свои четыре часа метлой в относительном спокойствии. Единственным неспокойным моментом был второй день, когда Сантино каким-то макаром все-таки вызнал, за что именно меня сюда отправили. Хотя, впрочем, в этом и не было большой тайны.
– Я-то считал тебя совсем пропащей, – заявил он тогда, насмешливо скалясь и изучая мое лицо, будто ожидая реакции, очевидно, захотев сегодня со мной поцапаться, – но ты, оказывается, умеешь веселиться.
Побить человека – это веселье? Я лишь закатываю глаза и продолжаю мести. Однако он не унимается, вновь облокотившись на ручку метлы, словно стриптизер на жезл:
– Говорят, ты разодрала ей морду, а она теперь всем рассказывает, что ее подрала кошка дома.
– Не ври, – бросаю я. Даже я этого не знаю, а та девчонка из школы «среднего» класса. Он и увидеть-то ее никогда не сможет, не то что узнать, что она там рассказывает.
– Может быть, – невозмутимо соглашается он, – но версии в основном у всех девчонок в таких случаях одинаковы.
Я смотрю на ту девку с синим ирокезом, что хотела выяснять со мной по поводу территории этой клоаки.
– Ясно, – сухо заявляю я, ставя точку в разговоре.
– Ты, конечно, зануда, – бросает Рамос небрежно, – но в тебе точно есть потенциал. Ходи на баскетбол чаще, спорт – это жизнь, – добавляет он саркастично, даже не пытаясь скрыть ухмылки.
Я кривлюсь и продолжаю работать метлой.
Божечки, как же приятно быть признанной будущими преступниками! Они признали меня способной – вот же честь! Тот путь, на который я рассчитывала всю жизнь.
Подмечаю все, что он сказал, – чтобы, ни боже упаси, не повторить ничего из этого. Не бросаться больше на людей, а главное не ходить больше на баскетбол. Если выиграют, пусть Тэд сразу зовет меня в ресторан. Хватит с меня трибун и Кэти, которая бросается на амбразуру в первых рядах.
Но это единственный инцидент, а так я работаю молча, и главным развлечением (после того, как Кэти перестала заявляться с пончиками уже через пару дней) оказывается приход за мной Тэда вечером. Однако уже к середине апреля и это меняется.
У них намечается к концу месяца новый матч, тренировки увеличивают, и вначале он приходит через день, а потом заявляет, что не сможет меня больше забирать. Потому что мои часы накладываются на конец тренировки, а если он каждый день будет с них уходить, то тренер рано или поздно заменит его на «менее занятого». Но зато он заявил, что просто уверен, что меня никто не тронет, и тем более с каждым днем вроде становится светлее.
Как хорошо, что он уверен, аж легче стало!
На самом деле, опасности и правда никакой. Мой дом в паре кварталов от нашей нынешней локации, и на улице и правда не так темно, что глаз выколи. Если честно, по большей части я была рада его провожаниям, чтобы не ходить одной, да и вообще проводить время вместе.
Но нет так нет. Маньяков я не опасаюсь, а если что, умею отлично орудовать металлической связкой ключей, как нунчаками.
К тому дню я уже отрабатываю практически половину из своего 80-часового срока. Впрочем, контингент шибко не меняется, – интересно, сколько часов работы у этих ребят, если они уже были, когда я здесь появилась, и все еще продолжают тут быть?
Это была пятница, и я уже планировала выпросить у мамы на завтра послабления в виде отсутствия работ по дому. Мы договорились с Кэти встретиться, и даже если мама откажет, я все равно выберусь на прогулку, когда она будет на работе. Не собираюсь тухнуть весь день дома. Пусть к четырем мне все равно надо будет на долбаную исправительную колонию, но хотя бы это время от школы до нее я потусуюсь. Вроде на этот промежуток даже тренировок нет, так что Бред с Тэдом к нам присоединятся. Хоть отдохну по-человечески впервые за две недели.
Дело клонится к семи, и я уже думаю о том, как очень скоро окажусь дома. Последний час самый ленивый – все едва заметно машут метлами, а уставший куратор делает вид, что не видит этого, после чего зачастую даже минут на 10–15 раньше распускает по домам.
Однако когда я догребаю на одной стороне и перехожу на другую, то вижу чью-то тень позади. Она остановилась, и я понимаю, что кто-то из ребят встал сзади. Зная, что это за ребята, начало мне не нравится.
Оборачиваюсь и вижу широкого бугая, как шкаф. Два на два и все в комплекте. Голова побрита почти под единицу – короче, уже укомплектован на зону, осталось только отправить. Здесь только несовершеннолетние, но, глядя на него, закрадываются подозрения, что ему не меньше двадцати пяти.
– Привет, – мерзко скалится он, – я Пит.
– Анжела, – бурчу я, надеясь очень тактично и без проблем отвязаться от этого идиота. Вновь склоняюсь с метлой, но он поворачивает меня к себе за руку. – Убери руки, – предупреждаю я, стараясь говорить сдержанно и не поддаваться эмоциям, которые диктуют мне уже ткнуть ему палкой метлы в промежность.
Мне еще с ним работать две недели.
– Что такое, крошка? – продолжает улыбаться он. – Я всего лишь хочу познакомиться.
– Я не хочу знакомиться, – отрезаю я и добавляю, словно одного моего нежелания мало: – У меня есть парень. Ты его видел.
– А, та девочка с обложек про баскетбол, – смеется он и сплевывает себе под ноги, от чего меня коробит в отвращении, – ну ладно, парень и парень. Но с тобой должен быть мужчина.
– Тэд меня устраивает, – все еще пытаюсь не разжигать конфликт, – мне надо убираться.
– Да брось, – он вновь берет меня за руку, и я вновь отмахиваюсь, – сегодня такая темнотища. Твой парень, – смеется он, делая акцент на последнем слове, – опять за тобой не придет? Что-то он не часто тут околачивается в последнюю неделю.
Черт. Не знала, что они обратят на это внимание. Теперь мне становится даже немного страшно. Он уже не просто лезет ко мне, а едва ли не прямым текстом намекает, что в курсе того, что иду я домой сама и все в этом роде. А учитывая, что он тусуется здесь, закон ему не писан.
Чем на самом деле был обоснован его интерес, я узнаю лишь многим и многим позже.
– Сегодня придет, – лгу я.
