столько думайте о мерах пресечения и достойном возмездии, сколько старайтесь понять первопричины разногласий, спрашивайте и себя тоже: а нет ли в данном происшествии, неприятности, недоразумении и моих если не вины, то упущения, недосмотра, близорукости?
Когда-то, теперь уже очень давно, мне случилось видеть водевиль, прямо скажу, нехитрого содержания и невысоких литературных достоинств, однако — и это интересно — представление запомнилось.
Все начиналось с того, что грозный муж возвращался домой в наисквернейшем настроении — на работе его одолели неприятности и неудачи. А жена, разумеется, ничего о мужниных неприятностях не ведавшая, встречала супруга радостно-бессмысленным щебетанием и даже предлагала ему спеть дуэтом какую-то развеселую песенку.
И… муж обрушивался на свою легкомысленную спутницу жизни с громоподобными обвинениями и руганью. Словом, на сцене разворачивался грандиозный скандал из тех, когда только перья в разные стороны летят…
В конце концов муж без сил падал на диван. А встрепанная жена молча скорбела о загубленной молодости и непонятой душе.
Тут на эстраду вылетала лучшая травести того времени, изображавшая десяти-одиннадцатилетнего мальчишку — сына; она пела, кувыркалась, поднимала невообразимый шум, долженствовавший, вероятно, демонстрировать публике, что как бы там ни было, а радость жизни существует и несут ее в наш несправедливый мир дети.
Дальше все происходило по законам водевиля: мама сгребала в охапку сына и драла ему уши за все те огорчения, что ей, маме, доставил папа. Следом в дело включался встрепенувшийся родитель, и вместе с родительницей, в четыре руки, они принимались выбивать пыль из своего жизнерадостного отпрыска…
Глупейший был водевиль.
Но зал сотрясался от хохота.
И мне вот помнится все увиденное спустя сорок с хвостиком лет…
Почему?
Не потому ли, что перекладывание вины на детей — характернейшая, веками повторяющаяся ошибка очень многих родителей? Что греха таить, ведь с детей куда проще и безопаснее спрашивать, чем со взрослых.
Множество конфликтов возникает между родителями и детьми из-за денег: без спросу взял, не на то истратил, не донес до дому сдачи, и так далее, и так далее, и так далее…
За небрежное и тем более нечестное обращение с деньгами гладить по головке, разумеется, нельзя, тут бескомпромиссная требовательность и принципиальная строгость естественны и закономерны.
И все-таки позвольте спросить: всегда ли разумно мы, мамы и папы, приучаем своих детей к обращению с деньгами? Давайте припомним, что и когда мы говорим по этому деликатному поводу? Всегда ли бываем правы?
Вот одна весьма распространенная позиция: мал еще про деньги знать. Пусть сначала вырастет. (Кстати, было бы полезно уточнить, до каких лет надо дорасти — до десяти, пятнадцати или, может быть, двадцати?)
Вот другая, не менее широко встречающаяся позиция: если их с малых лет к обращению с деньгами не приучать, то потом и не научишь… (И снова остается неясным, с каких лет приучать — с двух, с пяти?)
Между этими крайними взглядами десятки промежуточных, но вполне ясной картины, увы, нет.
Моей внучке было два года, когда она очень серьезно предложила:
— А давай пойдем в магазин и купим денег.
Я спросил:
— Зачем?
— Будем играть, все покупать будем…
Под рукой оказалась пестрая оберточная бумага, я взял ножницы, нарезал небольшие прямоугольники и вручил пачечку Наде:
— Вот, держи.
И мы целый вечер прекрасно и увлеченно играли: покупали продукты, вещи, дома, автобусы, деньги — да-да, деньги тоже, — и даже облака с дождем и снегом…
В тот день мне вспомнилось: лет, вероятно, в шесть я спросил маму:
— А что все-таки такое деньги?
И мама, она была совсем молодая, и теперь я просто удивляюсь, откуда ей достало мудрости, ответила мне:
— Деньги — это вещи и удовольствия, которых у тебя нет, но которые, раз есть деньги, могут быть…
Вероятно, с точки зрения экономической науки ответ не очень точен, но я понял, и понял на всю жизнь: главная сила денег лишь в одном — они способны превращаться в желаемые предметы, они приносят удовольствие, исчезая…
В моем детстве не было копилки. Мне не разрешали копить деньги. Никто и никогда не дарил ни рублей, ни тем более десяток. Родители не выдавали «премий» за школьные успехи и не «штрафовали» за домашние провинности.
А вот зарабатывать мне не возбранялось.
В четырнадцать лет я чинил звонки, электропроводку, плитки; мог при случае врезать замок в соседские двери или выбить ковер на снегу. В шестнадцать, учась в школе, исполнял чертежи, печатал фотографии, ездил разгружать баржи в речной порт…
И я благодарен родителям: они дали мне возможность уже в мальчишеские годы понять: деньги — эквивалент честного труда. Больше, лучше поработаешь — получишь больше, меньше — и получишь соответственно.
Своим детям я тоже старался внушать: не в деньгах счастье, во всяком случае не в их накоплении, деньги должны приходить и уходить, не молитесь на них!
От одного хотелось бы мне предостеречь родителей: нет ничего безнадежнее, чем делать вид, будто мы живем вне материальных зависимостей; это так же глупо, как рассказывать современному ребенку, что его сестренку Катю притащил в дом аист…
«Финансовые проблемы» приобретают особый накал по мере того, как наши ребята взрослеют, в пору, когда ребячьи потребности обгоняют, и порой весьма существенно, их возможности. Тут-то чаще всего и случаются совершенно неожиданные повороты судьбы, изменяется отношение к окружающим людям и ценностям нашего взрослого мира, и повороты эти бывают куда более сложными, чем на первый взгляд кажется.
Подросток, почти юноша, должен просить «финансовой поддержки» у родителей, чтобы пригласить девочку в кино. Легко ли? И унизительно, особенно когда тебе пятнадцать лет…
Девушке дают какую-то сумму на традиционный школьный завтрак, а потом, может быть и без задней мысли, интересуются: что ты купила? Ей же слышится в этом вопросе недоверие, оскорбительное сомнение, не потратила ли она деньги на «неположенное»…
Однажды мне случилось выслушать горькую исповедь шестнадцатилетней Зои К.
— Ненавижу я отца, и ничего не могу с собой сделать. Ненавижу! Ну подумайте, он каждую копеечку всегда считает. Попросишь на кино, и сразу: а ты, мол, уже брала… у тебя-де с той недели пятачок оставаться должен… Если у него настроение хорошее, шутить начинает: разоришь ты меня со своим кино, давай посчитаем — раз в неделю тридцать копеек, в месяц — рубль двадцать, в год — четырнадцать сорок… И пойдет, и пойдет… Ненавижу! А еще хуже у него привычка все цены помнить. Я тебе к маю, — говорит, — тренировочный костюм купил за четырнадцать тридцать пять и спортивные туфли за шесть семьдесят… И ведь сам
