замечал у Барклая такого внутреннего волнения, как тогда; он боролся с самим собою: он сознавал возможные выгоды предприятия, но чувствовал и сопряженные с ним опасности».[88]
Из приведённых высказываний становится ясно, что Барклай был против этих наступательных действий, но, как пишет профессор Е. Н. Щепкин, «военный совет старших начальников единодушно высказался теперь за наступление, и Барклай, вопреки собственному убеждению, согласился… <…> начать движение к Рудне».[89] Историк Н. А. Троицкий развивает и дополняет эту мысль: «Барклай принял мнение совета, но «с условием не отходить от Смоленска более трех переходов» – на случай, если Наполеон попытается отрезать русские войска от Смоленска».[90]
В тот же вечер Барклай вызвал к себе Толя и начальника штаба 2-й армии Сен-Приеста и дал инструктаж: «Мы будем иметь дело с предприимчевым противником, который не упустит никакого случая обойти нас, и через то вырвать из наших рук победу». Поэтому войска не должны отдаляться от Смоленска более чем на три перехода.[91]
Сен-При Эммануэль Францевич «В кампанию 1806–1807 гг. отличился в сражении у Гутштадта, где был тяжело ранен картечью в правую ногу. 19 ноября назначен шефом прославившегося под начальством П. И. Багратиона 6-го егерского полка. Участник русско-турецкой войны 1806–1812 гг. За взятие Базарджика произведен в генерал-майоры 14 июня 1810 г., 14 сентября пожалован в генерал-адъютанты. Участвовал в составлении Учреждения для управления Большой действующей армии. В Отечественную войну 1812 г. состоял начальником Главного Штаба 2-й Западной армии. Участвовал в боях под Миром, Кареличами, Салтановкой, в сражениях под Смоленском, Бородином, где был тяжело контужен. 21 октября 1812 г. произведен в чин генерал-лейтенанта. В 1813–1814 гг. участвовал в блокаде Глогау, в сражениях при Люцене, Бауцене, Рейхенбахе. В августе 1813 г. назначен командиром 8-го пехотного корпуса. Был в делах при Лебау, Бишофсверде, в Битве народов под Лейпцигом. В 1814 г. отличился при Кобленце и Майнце. Награжден орденом Св. Георгия 2-го кл. за взятие Реймса 28 февраля, а 29 смертельно ранен при атаке неприятеля на город». (С. 551–552)
27 июля 1812года Платов, продвигаясь к Рудне, в районе Молевых болот обнаружил 2 французских гусарских полка. Завязался бой, граф Пален преследуя их, взял в плен порядка 500 человек, которые показали, что французы находятся на Пореченской дороге. Получив такую информацию от пленных Барклай-де-Толли решил прекратить движение на Рудню и приказал 1-ой армии идти на Пореченскую дорогу, а 2-ой занять позиции у Приказ-Выдры. «Причиной тому было известие о сосредоточении знaчительных сил неприятеля в рaйоне Поречья. Опaсaясь, что с этого нaпрaвления противник может выйти в тыл aрмий и отрезaть их от Смоленскa, Бaрклaй осуществляет перегруппировку сил нa прaвое крыло. В нерешительных сообрaжениях прошли еще три дня. Тем временем выяснилось, что в Поречье был лишь небольшой отряд, и движение сновa было предпринято нa Рудню».[92] Но в это время становится известно, «что главные силы неприятеля находятся на дороге в Поречье, а при таких условиях удар по воздуху в направлении Рудни являлся чрезвычайно опасным предприятием, так как он мог привести к потере пути отступления».[93]
Причину остановки движения на Рудню, Барклай объясняет тем, что: «В славном кавалерийском деле 27-го числа нашёлся на квартире генерала Себастиана дневной приказ, удостоверявший нас, что неприятель известился о намерении нашем и отступал с умыслом… Князь Багратион и его приверженцы во многом меня обвиняли. За несколько времени пред тем, когда следовало им напасть и принудить к отступлению голову неприятельских сил, заградивших им путь, не напали они на него».[94]
С.Ю. Нечаев отмечает, что «опaсения Бaрклaя-де-Толли вполне понятны: Нaполеон мог зaхвaтить Смоленск и отрезaть русские aрмии от Москвы. Абсолютно достоверных сведений о положении войск Нaполеонa у него не было, a посему слишком рисковaть он не счел нужным. Позиция князя Бaгрaтионa былa несколько иной: сaм он вряд ли знaл о противнике больше, чем Бaрклaй-де-Толли, но зaто aприори был совершенно уверен, что действовaть нужно инaче. Но вот кaк? Кaк и всегдa, облaдaвший вулкaническим темперaментом князь Бaгрaтион предпочитaл довериться своей интуиции».[95]
Барклай постоянно делился своими замыслами с Багратионом, так 29 июля он писал ему: «…Я полагаю, что между тем нужно будет делать сколько можно димонстрацию, будто мы намерены неприятеля атаковать в Центре… Весьма хорошо и полезно бы было удерживать Смоленск, но сей предмет не должен однакож нас удерживать от важнейших предметов; то есть сохранение Армий и продолжение войны, дабы между тем приготовить внутри Государства сильное подкрепление сим Армиям;… стараясь всегда обходить фланги неприятельския, давая ему частныя сражения и обезпокоивая его безпрерывно иррегулярными войсками».[96]
Три дня, по 1 августа «русские армии простояли в ожидании противника на Пореченской и Рудненской дорогах. Тем временем штаб Барклая установил, что сведения о концентрации французов у Поречья ошибочны и что в действительности Наполеон собирает силы у Бабиновичей. Под угрозой оказался не правый, а левый фланг русских…полки 1-й армии потянулись назад.,,Руднинские манёвры Барклая не нашли понимания ни у современников, ни у историков».[97]
Вот как Барклай излагает свой замысел императору Александру, 27 июля: «…Имея противу себя неприятеля искуснаго, хитраго и умеющегося воспользоваться всеми случаями, я нахожусь в необходимости наблюдать строжайшия правила предосторожности, тем более что главнейший наш предмет есть выиграние нужнаго времени, в течение коего ополчения и все приуготовления внутри Империи моглиб быть приведены в должное утройство.
По сим причинам решился я, между тем что оставляю передовыя наши войска в нынешнем их положении, дабы они продолжительно показывали вид угрожать неприятелю атакою – занять сего дня с 1-ою Армиею новую позицию по большой Пореченской дороге, откуда могу с превосходными силами на левый неприятельской фланг, открыть тем коммуникацию с вышшею Двиною и моими отрядами обезпечить левый фланг Графа Витгенштейна; – а в то же время 2-ая Армия займёт ту самую позицию у Выдры, в которой ныне стоит 1-ая, оставя Корпус на левом берегу Днепра у Краснова.
Обе Армии в новом их положении будут находиться на разстояние одного марша одна от другой, – дорога в Москву и всё пространство между источников Двины и Днепра ими прикрываются, а продовольствие их совершенно обезпечено будет удобностью подвозить онаго из Великих Лук, Торопца и Белаго. Сие положение имеет несомненныя выгоды и даёт полную свободу с успехом действовать по обстоятельствам».
30 июля: «…Сего числа Генерал Платов со вверенным ему Корпусом правым своим флангом примкнёт к Холму и займёт пространство после бывшего дела ему назначенное, примыкая левым флангом к
