смотрит на меня в замешательстве.
— Когда я перегибаю, когда приближаюсь к грани, — объясняю я. — Эрио появляется. Он ждет, вдруг придется забрать меня с собой.
— Одетт, это…
— Почему Нирида побледнела, когда я рассказала, что вижу своих родителей, Кириан? Почему ее так поразило, что Эрио показывает мне, как исчезает пара у колыбели, окруженная ведьмами?
Он хмурится, настолько сильно, что мне кажется, он вообще не сможет ничего мне ответить. Но потом замешательство сменяется чем-то другим.
— Ты уверена, что это твои родители? — спрашивает он, и мир вокруг меня начинает рушиться.
— Кириан, что ты сделал? — шиплю я.
Он проводит рукой по волосам, убирая пряди, упавшие на лоб.
— Когда я заключал сделку, это совершенно никак не касалось тебя. Хочу, чтобы ты это поняла.
— Какую сделку?
— Я поклялся бабке Элие, что у меня родится ребенок от соргинак в течение пяти лет, иначе мы оба, ты и я, умрем.
Земля уходит у меня из-под ног, и мне кажется, что эта тьма готова поглотить меня.
— Что? — спрашиваю я одними губами.
— Ты должна была умереть той ночью, — объясняет он серьезно. — Я думал, что решу этот вопрос позже.
— Пять лет… — повторяю я.
— Теперь их осталось чуть больше трех.
— Что? Прошло даже не полгода!
Кириан трет шею.
— Позже я заключил еще одну сделку с Элией, чтобы она помогла мне вспомнить, как я избавился от браслета Тартало. Это, конечно, ничего не дало, но я должен был попробовать.
Мир вокруг меня кружится.
— Одетт… — шепчет он. Он поднимает руку, но не решается дотронуться до меня и тут же опускает ее. — Тогда я даже не знал о твоем существовании. Да, я чувствовал, что ты другая, но в Лиобе мне и в голову не могло прийти ничего подобного. Поэтому заключить эту сделку оказалось довольно легко.
— Как ты можешь говорить, что это меня не касается?
Кириан напрягается.
— В прямом смысле. Это тебя не касается.
— Не касается? — я смотрю на него в изумлении. — Кириан, я ведьма. Ты вообще понимаешь, что говоришь?
Он молчит. Где-то вдалеке, за нашими спинами, звучит музыка праздника экайна, среди смеха и радостных криков. На этом фоне яркие огоньки тихо плывут над озером, в своей странной, неподвластной суете неподвижности. А Кириан продолжает смотреть на меня, не в силах сказать ни слова. Его красивые губы сжаты в тонкую линию, скулы напряжены, глаза — печальные, серьезные.
— Это не коснется тебя, если ты этого не хочешь, — повторяет он наконец.
Я сжимаю пальцы в кулаки.
— Ты должен был сказать мне.
— Я только что вернул тебя. Это был не тот момент.
— А какого момента ты ждал? Хотел понять, входят ли дети в мои планы на ближайшие годы? Может, тогда и говорить не пришлось бы, да? А если бы я не хотела детей, ты бы тогда сказал? Ты бы предупредил, что, если я не захочу, я умру? Или просто нашел бы кого-то другого, чтобы выполнить сделку?
— Одетт… — бормочет он.
На этот раз, когда он снова поднимает руку, я отступаю назад.
— Ты мне солгал, — говорю я, и в голосе моем слышится боль. — А мы договорились, что больше не будем.
В его глазах, в этих глазах, которые я так люблю, отражается сожаление. Я почти физически ощущаю, как что-то в нем ломается.
— Я не успел, — пытается оправдаться он.
— Это ложь. У тебя были месяцы. Много месяцев. Это моя жизнь, и я должна была знать.
Он стискивает челюсти, задерживает дыхание. Я вижу, что он хочет что-то сказать, но не даю ему этой возможности. Я поворачиваюсь и ухожу.
— Одетт! — зовет он.
Я слышу, как его шаги устремляются за мной, но мне достаточно одного единственного желания, чтобы оказаться далеко от него.
Озеро остается позади, где-то вдали все еще звучит музыка, звучат голоса, но теперь они кажутся приглушенными, далекими.
Сегодня ночью нет гауарги, освещающих мой путь. Я возвращаюсь в лагерь одна, в темноте. Возвращаюсь в руины и прячусь в комнате Евы.
Завтра мы отправимся на войну.
Глава 39
Кириан
Я не видел ее весь день.
Я не могу перестать об этом думать. В голове раз за разом прокручиваются наши последние слова, последний взгляд… Я пытаюсь вспомнить последний поцелуй.
Если бы я знал, я бы поцеловал ее лучше.
Мы собрались перед стенами Уралура: армия Сулеги под предводительством Эльбы расположилась на востоке, а мы — на противоположной стороне.
Рядом со мной стоит Нирида, оглядывая бескрайнее войско, капитанов, отряды, заполнившие холмы. Осада, которую мы готовили последние недели, достигла пика: катапульты и баллисты заряжены, осадные башни полны лучников, чьи стрелы готовы, а соргинак поддержат их заклинаниями.
Куда ни глянь, Львы готовы к атаке.
А там, между нашим отрядом и следующим — Дочери Мари.
Трое в черном, длинные одежды развеваются на ветру.
Я вижу Одетт даже отсюда: подбородок гордо вздернут, волосы цвета заката развеваются вокруг нее, как окровавленный стяг.
За ней — остальные ведьмы.
Лучники ждут приказа, спрятавшись за холмами. Солдаты стоят наготове.
На миг все замирает: птицы перестают петь, облака застывают над нами, ветер стихает.
А потом Нирида делает шаг вперед, поднимает меч и кричит:
— Львы! За Эрею!
И Львы воют.
Гулкий, пронзительный вой, будто рвущийся из самой земли, подхватывает ее крик, делает его своим и возвращает умноженным. И в тот же миг наши ряды приходят в движение.
Рев битвы становится оглушающим, когда наш отряд начинает наступление, осадные башни движутся к цели, а с вражеских стен летят стрелы.
Нирида оборачивается ко мне:
— Увидимся в тронном зале, — говорит она с вызывающей ухмылкой.
— Я буду ждать тебя, развалившись на троне, — отвечаю я, и она даже не пытается скрыть свою ухмылку, прежде чем вновь вскинуть меч и броситься вперед во главе наших войск.
Отряд идет вперед, а со мной остается лишь небольшая группа из тридцати солдат.
Спокойствие заката разбивается в мгновение ока. Грохот войны делает ту тишину, что царила мгновение назад, чем-то невозможным, почти нереальным.
Все знают свои роли.
Соргинак перемешиваются с нашими. Они поддерживают лучников в башнях, зачаровывают катапульты, что уже забрасывают стены снарядами.
Под стенами выставляются лестницы, но наши бойцы раз за разом падают под вражеским огнем, под кипящей смолой, вылитой с бойниц.
Ева добирается до стены под градом стрел, которые скашивают сопровождающих ее солдат. Враги помнят прошлую битву. Они знают, кого стоит бояться и кого нужно уничтожить первым.
Но ни одна стрела не касается Евы. Какой-то барьер защищает ее и тех,
