Молодые солдаты, в большинстве были паннонцами [Геродиан 8.5.6 добавляет к этому списку «варваров» – фракийцев, которые были частью варварами-поселенцами на римской земле, как сам Максимин, частью реальными фракийцами]. Сивенне считает, что именно поэтому Максимин был назначен ответственным за их обучение, потому что он был их соотечественником [Syvanne. Gordian III and Philip the Arab. The Roman Empire at a Crossroads. Pen & Sword Military. 2021. s. 61]. Может быть. Только Геродиан добавляет, что Максимин получил это назначение потому, что был чрезвычайно опытен в военном деле и сам лично демонстрировал воинское умение новобранцам, что давало ему высокий авторитет и уважение тиронов.
Кстати, Сивенне, на основании использования паннонских фаланг в качестве авангарда (Геродиан 7.8.11, 8.2.2), считает, что большинство этих новобранцев тиронов были кавалеристами и поёт дифирамбы Александру, как полководцу, предвосхитившему Галлиена в расширении использования конницы. Мы не можем с этим согласиться, поскольку в данном случае использование слова фаланга/phalanxes греком Геродианом никак не могло означать кавалерию, а определённо относилось к легионам. Для греков фаланга всегда была синонимом пехоты, а после римского завоевания, ещё и синонимом легионов. В данном случае, паннонских легионов, куда было распределено большинство местных новобранцев. Паннонцы и фракийцы давно были римскими гражданами и могли служить в легионах. В тех же местах недавно был набран легион IV Italica. Сивенне почему-то считает, что авангард армии всегда состоял из конницы, а это не так. Крупный авангард вполне мог быть пешим. Это доказывается, в том числе, первой попыткой штурма этим самым авангардом Аквилеи в 238 году. Кавалерия не пошла бы на штурм стен города. Штурмовали город паннонские легионы.
В общем, тироны видели, что их командир Максимин Фракиец, делит с ними тяготы, ест их пищу, участвует в боевых учениях и марширует рядом с ними. Это была хорошо продуманная военная хитрость, направленная на то, чтобы собрать собственную армию, преданную ему одному. Эти люди ещё не воевали ни на Востоке, ни в Германии, и, конечно, плохо понимали сложности управления империей, в том числе особенности влияния на него Мамеи. Новобранцы боготворили внушительного вида голиафа Максимина и с легкостью верили всему, что он им говорил. А Максимин не упускал возможности расположить к себе солдат личным примером – он разделял их трудности и был хорошо известен своей храбростью. Это резко контрастировало с репутацией Александра. Над последним все насмехались за то, что им управляет мать и все дела устраиваются по воле и замыслам женщины, сам же он малодушен и лишен мужества в ратных делах. Бедствия во время Персидской войны, которые, как считали в армии, были вызваны трусостью и медлительностью Александра, а также покупка мира у аламаннов, вполне могли быть использованы для разжигания гнева, в том числе среди новобранцев. Последняя кампания в Германии в 234 году тоже не вызывала энтузиазма. Солдаты считали, что Александр, идя против германцев, не проявил ни мужества, ни отваги. Как будто этого было недостаточно, один из префектов наложил дисциплинарные взыскания на телохранителей Александра, также оказавшихся недовольными императором, по их мнению, недостаточно поощрявшим солдат. А опытные ветераны беспокоились, что теперь у Александра не будет средств для донатива войскам.
Популярность Максимина Фракийца среди родных ему фракийцев, мёзийцев и паннонцев, отражена даже в надписях. Основание статуи из Одиавума в Паннонии, воздвигнутое в честь его сына Максима Цезаря, ошибочно присваивает ему титул императора, видимо, из энтузиазма и восторженности. Поддержка Максимина Фракийца также обнаружена на пяти статуях из фракийского города Филиппополь. Нам, конечно, следовало ожидать заверений в верности, записанных на постаментах статуй, но что удивительно, так это то, что эти почести были оказаны за счет «избыточных средств» в то время, когда денег в империи не было, когда расходы на войны на Рейне и Дунае вынудили императора увеличить налоги для имущих классов, а также забрать из храмов все подношения, сделанные из драгоценных металлов. Состоятельные люди подвергались большому финансовому давлению, но они явно были готовы поддержать своего фракийского императора любым возможным способом [Whittaker, C.R., Herodian, Books 5–8, р.131, п. З, citing PIR J 407; Syme, Ronald,'Danubian and Balkan Emperors', Historia, pp. 310-16; Cooley, Alison E., & Salway, Benet,'Roman Inscriptions 2006–2010', Journal of Roman Studies, Vol. 102 (November 2012), pp. 172–286.].
Паннонцы, мёзийцы и фракийцы служили не только в учебных частях. Много фракийских и паннонских солдат было в рядах всех легионов, расположенных вдоль Рейна и Дуная, а также в Италийской армии, состоящей из преторианцев, гвардейцев и легиона II Parthica, которые базировались в Риме. На многих надгробиях в окрестностях Апамеи, где этот легион регулярно бывал во времена правления Каракаллы, Макрина, Гелиогабала и Александра Севера, высечены фракийские имена. Со времён Септимия Севера многие паннонцы также назначались центурионами в северные легионы и командирами нумерус, многие из которых стояли гарнизонами в кастеллах в Германии. Надпись, датируемая периодом 215–225 годов, найденная в Монте-Сакро на окраине Рима, содержит полные имена пятнадцати преторианцев, двенадцать из которых были родом из Паннонии, Дакии, Мёзии и Фракии. Гордиану III (238–244 гг.) преторианцем, который, вероятно, служил ещё при Александре Севере, была подана петиция от имени его родной деревни Скаптопара во Фракии.
Одна недавно обнаруженная табличка содержит диплом легионера легиона XXII Primigenia. Уроженец Плотинополя во Фракии, Марк Аврелий Авлусан был завербован Каракаллой, вероятно, когда его армия проходила через провинцию, 28 февраля 215 года. Поскольку он носит имя «Аврелий», он, несомненно, получил римское гражданство благодаря Антониновой конституции. Он должен был служить под началом Каракаллы, Макрина и Гелиогабала на Востоке, а затем вернулся на базу легионеров в Могонциак. Возможно, он был членом вексиляции этого легиона, если таковая вообще существовала, которая сопровождала Александра Севера в его персидской кампании. Он был свидетелем убийства своего императора, штаб-квартира которого находилась недалеко от города. Что поразительно, так это тот факт, что все свидетели, подписавшие диплом об увольнении, являются ветеранами из Фракии [John S McHugh. Emperor Alexander Severus: Rome's Age of Insurrection, AD 222 to 235 Pen and Sword History 2017. p. 330].
Поддерживали Максимина Фракийца и солдаты, уроженцы Рейнско-Дунайской границы. Детальное изучение надписей, обнаруженных в двух Германиях, позволяет предположить, что 45 % новобранцев там были выходцами из поселений, выросших за пределами баз легионеров в Могонциаке, Бонне и Аргенторате, тех самых районах, которые больше всего пострадали от нашествия аламаннов. Из тридцати надписей, сделанных центурионами двух германских провинций, о происхождении тринадцати можно судить по их именам. Три надписи были сделаны выходцами из двух германских провинций, четыре – выходцами из колоний в Паннонии, одна
