нарушу их умиление.
Наконец, я почувствовала, как могу встать. Пошатываясь и держась за стеночку, я поднялась. И увидела, как в проёме замаячил Кэпчук.
Выглядел он весьма потрёпанным. Бледный, плащ разорван, шляпа в непонятной пыли. Он двинулся вперёд, и я заметила, что он прихрамывает. Пит и Синтия продолжали обнимашки, на них он даже не взглянул. Взглянул зато на полутруп Дамора.
– Ну и кто его так?
– Он, – я показала в сторону Пита.
– Она, – Пит, не забывая держать Синтию, показал на меня.
– Всё ясно. По пол-очка обоим. Идти сможешь, боец? – Грифон оглядел меня с ног до головы.
– Всегда смогу, – кивнула я, так и не понимая его своеобразного юмора.
Он подставил мне руку, чтобы я могла опереться. Я благодарно улыбнулась другу. По сути, принцесса-то здесь я, которую все спасают. А Синтия – так, приманка для дракона. Я улыбнулась и этим своим шуткам в мыслях. Спросила:
– Лизавьетт?
– Я о ней позаботился. Теперь она больше не побеспокоит, – уклончиво ответил Грифон.
Что он с ней сделал? Убил? Серьёзно ранил? И каким образом? Самого его бесполезно спрашивать, в порядке ли он. Раз ходит, дышит и протягивает собственную руку вместо костыля – значит, точно в порядке. Ну и что, что бледный и поникший от усталости? Возможно, ему пришлось выложиться по полной в драке с этой стервой-художницей.
– Можно посмотреть на её труп? – спросила я.
– Клот, ты маньяк? – ответил вопросом на вопрос Рикардо.
– Нет, просто любопытно. Я верю тебе на слово, но хочется увидеть её труп. Для окончательного успокоения своего подсознания, по поводу того, что мы довели работу до конца, так сказать.
– Трупы – это зрелище только для взрослых, – отрезал этот гад. – А вам с Ривелом пора спать, кстати, скоро в школу.
В тот миг я в очередной раз готова была его ударить. В шутку.
***
Сутки спустя мы с Питом встретились в Кабинете Шестёрки. Я собралась набросать отчёт по расследованию о "Неглубокой могиле", когда агент 003 зашёл. Я знала, что он только что приехал из Карридена, и спросила, внимательно посмотрев на друга:
– Как она?
– В порядке. Решила завтра утренним поездом поехать пожить у матери хотя бы несколько деньков. Но теперь-то она точно в безопасности.
– Несладко ей пришлось, бедняжке, – констатировала я.
– Не то слово! Сначала она думала, что у неё с Дамором любовь-морковь. Но когда он после лобзаний достал нож и нанёс ей шрам, в полубреду мороча ей голову о какой-то Морской Богине, у Синти обрушилась картина мира.
Я задумчиво отвела глаза и посмотрела в никуда:
– Она видела запретное. То, что даже мы, агенты ТДВГ, видим не каждый день. Ей нужно стереть память.
– Я тоже про это спрашивал у Кэпчука. Но он сказал, что нет необходимости. Странная его позиция, если честно. Я тоже посредством Лампы Демоуса освободил бы девочку от таких травмирующих переживаний. То призрак в неё вселяется, то возлюбленный оказался психопатом.
– Она смертельно любит острые ощущения. Или остро любит смертельные ощущения. Ей это на пользу. Видимо, поэтому Рикардо и не стал стирать ей память.
– Клот, ты размышляешь совсем как Кэпчук! С кем поведёшься, – проворчал добродушно Пит. – А ещё я сейчас сплетничать буду. Когда я был у Синти, заявился Марк. Ну, я деликатно затаился в другой комнате, хотя Синти не хотела его пускать. Я ей говорю – ежели он пришёл, значит, есть ему что сказать. Она послушалась. Я взял ухо-в-ухо, и…
– Пит! Как тебе не стыдно подслушивать личные интимные разговоры! Ай-ай-ай! – я покачала пальцем у него под носом.
– Это ради дела! И ради блага их обоих! – запротестовал в шутку Сыщик. – И вот, сначала Синтия разоралась на него в пух и прах, выпустила пар.
– И выпустила из парня пух, вышибла дух, – дополнила я, остря.
– Почти. В фигуральном смысле. Словами. Потом Марк упал перед ней на колени и принялся искренне уверять, что он-де не предавал её. Что он блефовал в Шарки, когда сказал, что Синтия на фиг ему нужна. Что он хотел дезорганизовать мафию, ведь игуановцы давили на самое слабое – на его любовь. И, дескать, если б он начал испуганно мямлить, мол, отпустите мою девушку – игуановцы назло ему быстрее бы причинили Синтии вред. Поэтому он-де от отчаяния решил сыграть ва-банкъ, не имея никаких козырей. Блеф такой глупый вышел, несуразный. Сам Марк тоже несуразный.
– Это уж точно, – поддакнула я.
– В общем, он потом сказал, что уважает любой выбор Синти, что понял, что им лучше разойтись, и очень просил прощенья. Предлагал остаться друзьями. Хотя едва не плакал, говоря это: Синти ему очень, как оказалось, дорога и любима. Потом он ушёл. И тут я не выдержал, и возьми, да и расскажи Синтии про Марка. Про всю операцию. Что Марк решился на ограбление, а потом на сотрудничество с копами, только ради того, чтоб спасти её. Я понимаю – это нарушение конспирации, и Синтия не должна была ничего знать. Но я сказал ей дословно о ней всё то, что говорил Марк, когда мы его повязали возле банка. Вот так.
– Зачем ты это сделал? – серьёзно посмотрела я на Пита.
– Преподать урок. Она же любит острые ощущения. Она их и получила. Разрыдалась. Сказала, что передумала ехать к маме, что возвращается к Марку. Порывалась выбежать из дома, просить у него прощения.
– Карамба, – я закатила глаза. – Мыльная опера!
– Еле отговорил её. Я ей говорю – Марк правильно сказал, они не пара. Он свой выбор сделал и уважает любой выбор Синтии. Он тоже получил урок. Синтия потом мне заявила, что она разочаровалась в мужчинах, не будет ни с кем встречаться. Пока травмы не заживут. Один её чуть не убил, второго она прогнала взашей сама, а третий – ваш покорный слуга – её отверг. И всё это за одну неделю. Представляешь, Клот?!
– Ох, дела сердечные. Не забивай ими мне голову. И себе заодно.
– Конечно, я не буду тебе забивать голову, ты же всё равно её сорвёшь! – пошутил Пит и уклонился от моего дружеского тумачка. – А вообще, с тобой опасно иметь дело. Ты чуть не угробила Дамора. Ты в курсе, что его от тебя подальше переправили в особо тайную тюрьму?
– Я Дамора пальцем не тронула! Он хотел меня убить, я давала сдачи. И если бы не ты, Питер Ривел, агент 003, гениальный Сыщик, я бы не сдюжила, – я улыбнулась во весь рот и громадными глазами посмотрела на него.
Тот в притворном смущении схватился
