Малахий Зотов. Забытое о Марах и МорокахЯ в очередной раз теряю дар речи, услышав ту же бредовую фразу, что и от Аарона ранее. Как может ошибка произойти в самом начале? Одно дело, когда такое говорит Аарон, который еще тогда даже не родился, но слышать подобное утверждение от сестры… жертвы Ариана…
– Пойдём, – предлагает Анна. – Я тебе кое-что покажу, и уверена, что ты разозлишься даже сильнее меня.
Она тянет меня за руку к выходу, и как только мы покидаем комнату, она становится уверенной, царственной, королевой у себя дома. Всё ещё не свыкшись со своей ролью младшей в семье, я иду следом за ней, стараясь поспевать за быстрым шагом Анны. Все стражи и слуги изгибаются в лёгком поклоне, когда она, не глядя на них, проходит мимо, а я оборачиваюсь чуть ли не на каждого мужчину в броне, покорно склоняющего голову. Мне тяжело осознать, что они это делают ради девушки, которая является моей родной сестрой.
Её юбка шуршит, а стук каблуков эхом отскакивает от стен и потолка, когда мы заходим в длинную и широкую галерею. Справа и слева стены от пола до потолка увешаны семейными портретами Ласнецовых. Я замираю на пороге, вспоминая, что не будет обратного пути, когда я увижу портрет Александра, но потом беру себя в руки, переставая обманываться. Я думала, что всё было кончено в тот момент, как я узнала его фамилию. Он притащил меня сюда в кандалах, но он же оживил Анну.
И что мне делать, если Ариан и вправду не убивал Анну?
Что делать с правдой, в которой я пыталась отомстить невиновному?
Правдой, в которой я и мои сестры погибли ни за что?
Скольких солдат я убила по ошибке?
Сестра не обращает внимания на мою заминку и продолжает уверенно двигаться вдоль правой стены, я же иду медленно, внимательно разглядывая лица. Вначале я вижу старые, потрескавшиеся от времени картины и групповые портреты абсолютно разных людей, старых и молодых, мужчин, женщин и детей. Иногда целые семьи Ласнецовых. У них разные волосы: от светло-русых до почти чёрных, а глаза в основном зелёные и голубые. Лишь несколько мужчин очень отдалённо напоминают Северина и Александра. Я двигаюсь дальше, пока не замечаю, как медленно картины становятся всё новее, а лица более похожими друг на друга. Почти у всех волосы тёмные, изредка появляются карие глаза. Иду дальше, отмечая, что некоторые из родственников Аарона любили носить длинные волосы, как и он, а кто-то предпочитал аккуратно зачёсанные короткие стрижки. Один раз я замираю рядом с портретом мужчины в возрасте: его серьёзное выражение лица удивительно похоже на выражение лица Александра.
Я останавливаюсь рядом с сестрой, которая замирает в глубине галереи. Анна, сложив руки на груди, с вызовом смотрит на большой портрет молодого человека. У него угловатая челюсть, покрытая тёмной щетиной, лукавая притягательная улыбка с ямочками, как у Северина. Глаза голубые, а основная масса чёрных волос до подбородка перекинута на левую сторону.
– Вот!
Сестра с таким недовольством смотрит на портрет, притоптывая ногой, будто он оскорбляет её одной только своей улыбкой. Я с недоумением вновь возвращаю своё внимание к картине, думая, что что-то упускаю.
– Познакомься, Агата. Это Ариан Ласнецов.
Вновь оглядываю портрет. Я бы должна броситься на него, чтобы от ненависти уничтожить хотя бы холст, покрытый масляными красками. Должна содрать его со стены и разбить позолоченную раму об пол. Но я прихожу в замешательство, впервые увидев человека, принёсшего мне столько горя. Лицо Ариана на портрете вызывает у меня странное смятение.
Что-то с ним не так.
– Да, вот так выглядит человек, которого ты когда-то пыталась убить, – продолжает сестра, чувствуя мою неуверенность. Я подхожу к портрету ближе, чтобы убедится, что внизу на раме действительно написано его имя. – И это вовсе не тот Ариан, которого я знала.
– Волосы… – выдыхаю я.
«А волосы, будто золотая пшеница…» Анна часто восхищалась светлым оттенком волос своего возлюбленного. Я мотаю головой, гляжу по сторонам, понимая, что все люди на портретах вокруг темноволосые.
