В Италии XVI века (как, впрочем, и в наши дни) владыки прислушивались к чужим советам лишь в двух случаях: если сами открыто просили о них или если эти советы исходили от доверенного друга. Литераторам эпохи Возрождения нередко случалось искать протекции у правителей, предлагая им плоды своего воображения или своей учености – стихи, сборники сонетов, новеллы или трактаты на самые разные темы, – и хотя награждали за это далеко не всегда, ничто не мешало Макиавелли попытаться. По негласным правилам тот, кому посвящалась книга, мог принять дар и тогда должен был выразить свою признательность – возможностей для этого представлялось немало, и вознаграждение не всегда носило денежный характер, – либо мог отказаться и тем самым избежать необходимости благодарить в ответ. Для Макиавелли, который в посвящении к «Государю» откровенно говорил о своем прошлом опыте и желании работать на Лоренцо, знак одобрения со стороны молодого Медичи мог вновь открыть двери в политику, к возвращению в канцелярию или куда-либо еще.
Разумеется, из всех литературных жанров, используемых гуманистами, Макиавелли выбрал тот, который, во-первых, позволил ему проявить все свои таланты, а во-вторых, лучше всего отражал то положение, в котором в свои двадцать лет оказался неопытный Лоренцо, вернувшийся во Флоренцию из долгого изгнания и не имевший никакого опыта в делах, связанных с властью. Этот короткий сборник наставлений, написанный в конце 1513 года, современники назвали бы speculum principis, или «княжеским зерцалом», – так именовались книги, посвященные достоинствам властелина и умению управлять государством. К подобному образу еще в I веке обращался римский философ Сенека, посвятив своему ученику, юному Нерону, трактат «О милосердии» с расчетом на то, что император легко узнает в образе совершенного правителя свои черты. И произведение Сенеки, и другие важные античные «зерцала» (например, написанная в IV веке до н. э. «Киропедия» Ксенофонта и «Речь к Никоклу» Исократа, которые неоднократно переводились с древнегреческого на латынь) пользовались в эпоху Возрождения огромным успехом. Им во многом подражали гуманисты – к примеру, Петрарка в своих письмах; Джованни Понтано в трактате «Государь» (De principe, 1465, опубликован в 1490); Франческо Патрици и многие другие. Поэтому неудивительно, что Макиавелли решил посвятить Лоренцо Медичи именно такую книгу.
Сам расцвет жанра «зерцал» был, несомненно, связан с тем, что главная роль в политическом видении гуманистов отводилась педагогике. На эту традицию явно полагается и Макиавелли, заимствуя из нее ряд тем: в пятнадцатой главе он приводит перечень качеств, необходимых для управления государством; в главах с шестнадцатой по девятнадцатую говорит о том, как опасна ненависть; в восемнадцатой противопоставляет любовь и страх; в двадцать второй и двадцать третьей рассуждает о пользе советников, а в двадцать пятой утверждает превосходство доблести над фортуной. Впрочем, любой современник, которому довелось бы прочесть трактат, с первого взгляда отметил бы явные расхождения с привычными образцами. Во всех «зерцалах» XV века присутствовали пространные педагогические разделы, которые у наиболее скрупулезных авторов, например у того же Патрици в трактатах «Об институтах республики» (De institutione reipublicae, 1471) и «О власти» (De regno, 1484), могли занимать десятки, если не сотни страниц и охватывали самые разные темы – от архитектуры до риторики, от литературы до философии, от астрономии до астрологии, от математики до музыки. Гуманисты уделяли им так много внимания, поскольку полагали, что добродетельные правители непременно должны соревноваться в знаниях с наставниками, чтобы достойно выполнять ту сложную задачу, для которой они предназначались от рождения. Однако в «Государе» мы не увидим подобной дидактической озабоченности, если не считать четырнадцатой главы, где кратко говорится о важности исторических знаний и пользы охоты для подготовки к войне (со временем Макиавелли подробнее рассмотрит этот вопрос в «Рассуждениях», 3.39).
Можно сказать и иначе: Макиавелли просто не интересны такие темы, поскольку он отвергает веру гуманистов в то, что классическая культура может сделать правителей более добродетельными и сдержанными. Лоренцо Медичи, как подобало сыновьям благородного дома, много лет изучал латынь и древнегреческий – но, как исподволь внушает «Государь», эти знания не пригодятся ему для управления Флоренцией. Макиавелли во всеуслышание говорит о том, что намерен вести молодого Медичи в совершенно ином направлении, прочь от интеллектуальной традиции, в духе которой проходило воспитание юного властелина, и в самом начале четырнадцатой главы смело и дерзко провозглашает: «Таким образом, государь не должен иметь ни других помыслов, ни других забот, ни другого дела, кроме войны, военных установлений и военной науки, ибо война есть единственная обязанность, которую правитель не может возложить на другого». Так что именно опровержением политической педагогики XV века будет в первую очередь обусловлен радикальный отказ Макиавелли от гуманистических идей.
«Государь» как «совет»
При всей своей краткости «Государь» – книга многогранная и одновременно выполняющая несколько разных задач. Как мы уже видели, это дар, призванный открыть автору путь к новым владыкам Флоренции, и это своеобразное резюме самого Макиавелли, о чем свидетельствуют многочисленные упоминания об опыте работы в канцелярии и в том числе о встречах с Чезаре Борджиа, Людовиком XII, императором Максимилианом I, Юлием II и их советниками. Однако это далеко не все, поскольку «Государь», воздавая должное Лоренцо, представляет собой письменно изложенное «наставление», подобное тем устным советам, какие секретарь Второй канцелярии на протяжении десяти лет давал Содерини.
Такой честолюбивый замысел непременно потребовал бы весьма своеобразной риторической стратегии. Вполне предсказуемо, что в посвящении Макиавелли тщательно соблюдает все условности, и в его словах, обращенных к Лоренцо, мы слышим почти что подобострастие. Но как только начинается сам трактат, читателя, знакомого с подобными трудами, сразу же поражает крайняя откровенность автора. Традиционные «зерцала» всегда заверяют того, кому они посвящены, в том, что адресат уже обладает всеми необходимыми достоинствами властелина. Однако Макиавелли утверждает совершено иное: даже если фортуна вознесла Медичи на вершину, их положение остается шатким, ведь их сила полностью зависит от папы римского, а папы, как известно, правят в среднем не более десяти лет. И как только Лев X перестанет им покровительствовать, статус семьи Медичи может оказаться слишком хрупким, чтобы выдержать потрясения, неизменно сопровождающие конец любого понтификата, – как свидетельствует о том падение храброго и опытного Чезаре Борджиа, о котором повествует седьмая глава «Государя». По крайней мере, так на это смотрел Макиавелли, умевший видеть то, что скрывал внешний лоск.
Вряд ли кто-либо раньше обращался к племяннику папы римского в подобном тоне. Но у Макиавелли не было другого выхода, поскольку Лоренцо прислушался бы к советам «Государя», лишь осознав ненадежность своего положения. Макиавелли действует как опытный рекламодатель. Он знает: чтобы продать свой товар (в данном случае – идею народного ополчения), необходимо сначала внушить потенциальному покупателю чувство незащищенности, а затем и необходимости совершить покупку. И как только Лоренцо убедился
