отхлебнул глоток.
— Ну не все… Вот пиво на Литве у вас хорошее было… В монастыре, голодранцев этих… ну как их?
Василь улыбнулся:
— Босых кармелитов.
— Точно!
Василь привстал и заглянул в окно.
— Пан Николка, солнце садится.
Силин, казалось, не обратил на эти слова никакого внимания. Потом усмехнулся сам себе, повернулся к окну и сказал приглушенным голосом:
— Знаешь, Василь, когда мальцом был, кто-то из дворовых сказал, что солнце в озеро Овсяниковское садится… Ну там, где болото Большой мох. — Замолчал, а потом отпил еще пива. — Ну и я пошел проверить… Хорошо, на полдороге косцы меня приметили. Подумали — барчонок заблудился. А то там и сгинул бы. В болотах тех.
— Что, так и не узнал, где солнце садится?
— Нет. Да и на кой-оно мне. Главное, чтобы всходило.
Василь усмехнулся.
— А ты знаешь, пан Николка, солнце никуда не садится. Это Земля вокруг него вращается.
— Да знаю я эту вашу ученую глупость. Скажешь тоже. Всякой блажи учат вас там, в университетах.
— Почему глупость? Nicolaus Copernicus это сто лет назад доказал.
— Ну вот. Начал каркать на своей латыни. Даже немец тебя сейчас не всякий поймет, — Силин махнул рукой. — Давай еще зайдем. Пока пар есть.
Василь глянул на Силина, потом поднялся с лавки и заглянул через запотевший бычий пузырь на небо. Солнце медленно погружалось в облака, окрашивая их в глубокий красный оттенок. Словно пропитанные кровью, они, казалось, пожирали опускающееся светило.
— Нет, хватит. Нужно заканчивать.
Силин обернулся с порога.
— Это почему?
— Солнце скоро совсем сядет, — Василь улыбнулся, — в баню нельзя ходить.
Силин засмеялся.
— Ты банника, что ли, испугался?
Василь встал. Покрывало осталось лежать на скамье. Сообразив, что встал неприкрытым, выругался. Потом немного суетливо поднял кусок материи и быстро завязал ее на поясе.
— Почему боюсь? Просто лазник, банник по-вашему, не любит, когда в бане до темна засиживаются. Ему самому попариться надо. Нужно оставить свежий веник и кусочек мыла. И все.
Силин широко улыбнулся.
— Это тебя в твоей академии в Краковии обучили?
— Да. Я не только о баннике знаю…
— Так все… Заболтаешься с тобой — последний пар уйдет. Не хочешь, значит, один пойду.
Силин зашел в предбанник, потом выглянул оттуда:
— А ты пока это… Веничек приготовь. Ну, для лазника своего.
Улыбнулся и скрылся за дверью.
Глава 4: Западный ветер
Богуслав Радзивилл поднялся с колен и еще раз перекрестился. В часовне было тихо и прохладно. Он любил здесь уединяться. Только он и Бог, распластанный на простом черном кресте. Можно было не только помолиться, но и спокойно подумать. А подумать ему всегда было о чем. Особенно сейчас. Рокош Любомирского — разрешенное законом восстание шляхты против тирании короны — давало ему шанс. Реальный шанс вернуться в Речь Посполитую не пленником и преступником, а победителем и героем. Но высокие ставки требовали не просто размышлений. Нужны были решительные действия. Возможно, такие, какие он никогда до этого не делал.
Богуслав подошел к невысокой входной двери и закрыл ее. Потом двинулся вдоль правой побеленной стены, ведя по ней рукой. Он так редко пользовался потайным ходом, что мог найти его дверцу только наощупь. Вот здесь. Незаметная взору, но ощутимая под ладонью выпуклость камня. Радзивилл тяжело вздохнул, быстро перекрестился и всем своим весом надавил на стену. В кирпичной глубине что-то глухо опустилось, и одна из плит на полу сдвинулась в сторону. Из черного провала пахнуло сыростью и повеяло холодом. Радзивилл еще раз перекрестился, взял в руки большую толстую свечу и начал спускаться по крутой, резко уходившей в темноту лестнице.
Спустившись вниз, Богуслав поднял свечу повыше и огляделся. Давно он тут не был. Отец пару раз водил его сюда, пытался объяснить ему, как вести себя с древними богами. Но воспитанный во Христовой вере мальчик старался не слушать запретные речи, но, к сожалению, не мог просто заткнуть уши. Отец считал обращение к древним богам делом очень важным и полезным, как крайнее средство в исключительных обстоятельствах. В те далекие времена маленький Богуслав старательно делал вид, что внимательно слушает, а сам беспрестанно молился. Про себя. А теперь, когда такие обстоятельства наступили, Радзивилл подумал, что напрасно он так невнимательно слушал родителя.
Три небольших каменных идола стояли в самом дальнем углу и тонули в полумраке. Перун, Свентовит и Сварог. Пространство за идолами было завалено черепами быков и баранов, принесенных в жертву еще дедом Богуслава. Перед идолами стоял низкий алтарь с большой книгой в грубом кожаном переплете. Первым желанием магната было как можно быстрее уйти прочь от этого гиблого для любой христианской души места. Он уже понял, что не справится, что зря спускался в этот забытый Богом и людьми подвал. Радзивилл начал разворачиваться в сторону выхода, но остановился. Ему показалось, что в книге лежит закладка. Странно. Последний раз он спускался сюда с тем непонятным московитом, прятавшим свое лицо под капюшоном. Путником, как он себя назвал.
— Песья кровь!
Радзивилл негромко выругался, когда вспомнил разочарование от своей надежды на этого человека. Все было хорошо до того момента, когда пришелец взял в руки книгу. Он так трепетно держал ее, так бережно перелистывал страницы, что Радзивилл сразу понял: Путник не знает, как с ней обращаться. Все же он, Богуслав, сын Януша Радзивилла и внук самого Христофора Перуна, хорошо разбирался в людях и в движениях их душ. Неуверенность — вот что он увидел в глазах и прочитал в действиях пришельца. Страх ошибки и отсутствие веры в себя. Радзивилл, конечно, не стал испытывать судьбу. Он помнил о мертвом Яне, оплакивавшем свою судьбу кровавыми слезами из пустых глазниц. Он осознал, что мелькнувшая было надежда на чудо угасла. Пропала, как будто ее и не было. Человек из Московии не сможет добыть для него перстень всемогущей Мары. Он, Богуслав Радзивилл, не станет вторым Радзивиллом Перуном. Точка! На прощание Богуслав разрешил взять пришельцу один из медальонов, которые остались от давно умерших волхвов. Тех самых, которых дед привез со Старой Ладоги вместе с книгой. Московит просил все, но Радзивилл милостиво разрешил взять только один. Два из них так и остались лежать здесь. Так и лежат до сих пор, запыленные и никому не нужные.
Радзивилл наклонился, поставил свечу на алтарь. Осторожно взял один из оберегов в руку. Медальон серый от пыли. Магнат достал из кармана платок и протер его. В колеблющемся свете свечи было видно женское
