свой лонг-дринк, Риелтор ведет с ланью философскую дискуссию о Большом взрыве.
Телевизор на чьих-то коленях становится громче, потому что Шоумен в программе «Чудеса цивилизации» рассказывает: «В Японии родился ребенок — здоровая подвижная девочка. И едва у нее открылись глазки, как она начала смеяться. Она начала смеяться в восемь месяцев и смеется вот уже четырнадцать лет подряд. Смеется без удержу с утра до вечера, даже когда спит, ничем другим она не занимается, и смех изматывает ее настолько, что утром она едва может встать с постели. Разумеется, есть проблемы с питанием: еда вываливается у нее изо рта, и кормить ее приходится через капельницу. Отец девушки потратил на неврологические исследования почти все деньги, влез в долги, но никто не может остановить этот смех. Так они и живут, под нескончаемый хохот, доносящийся из детской». Заставка. Кадры с митинга за признание интернета живым существом и включение его в учебники биологии. Потом интермеццо: прикольная песенка, рок-группа роботов из Южной Кореи поет про любовь и весну.
Где-то в другом углу машины принялись подтанцовывать, — судя по хлопку шампанского, тут у нас тоже началась вечеринка. За окном мерцает мир, он по-прежнему там. Я опускаю стекло: здесь, внутри уже нечем дышать. Анна, иногда я скучаю по реальности. И по тебе.
Наступила ночь. Я натянул на нас занавеску, которую кто-то сорвал в квартире Риелтора прямо с карнизом, и мы завернулись в нее, как в пальто. И пока мы в этом вигваме изучали друг друга и жались друг к другу, как два теннисных корта (в нас все так аккуратно разлиновано), песенка в телевизоре кончилась, вновь возник Шоумен и поведал нам: «В одном швейцарском городе сошел с ума часовщик, я только что узнал об этом из надежного источника». За окном гремит, мы вступили в эпоху дождей. Ты немного потная, и это хорошо, это лучше, чем все эти игры снаружи. Изо всех возможных реальностей я выбираю твою. Мы несмело обнимаемся в полусне.
Спокойной ночи, Анна.
Завтра, надеюсь, мы куда-нибудь приедем.
КОПИЯ
Андреа сидела в кофейне у окна, был уже почти вечер, конец рабочего дня, слабый летний ветерок ерошил дерево, но шелеста слышно не было. Легкое отупение. Внутрь, запыхавшись, вошел Матей. Они поцеловались.
— Значит, ты здесь, — сказал он.
Андреа кивнула и улыбнулась. Она здесь.
Матей тоже улыбнулся. Вынул из кармана картонную коробочку, перевязанную красной лентой. Пододвинул ее к Андреа. Она молча взяла коробочку в руки, повертела, внутри что-то поехало и стукнуло о стенку.
— Это мне? — спросила Андреа.
Матей кивнул.
Андреа развязала ленту, открыла крышку. Внутри лежала заколка для волос. Три красных цветочка на белом фоне.
— Примерь, — предложил Матей, пребывавший в хорошем расположении духа, и заказал себе кофе.
Но Андреа, по-прежнему улыбаясь, закрыла коробочку. Ее улыбка постепенно остывала. Матей повторял за Андреа все, что происходило у нее на лице.
— Я приехала попрощаться, — сказала она наконец.
— Я знаю. Это уже третий раз, — заметил Матей и засмеялся, но смех его был скорее похож на кашель.
— Мне нужно было время…
— Чтобы решиться?
Андреа кивнула.
— Ты все равно никуда не уедешь, — сказал Матей с улыбкой и отхлебнул кофе.
Он наблюдал за Андреа. Та опустила глаза. Матей отчаянно пытался читать по ее глазам, по губам. Искал знакомое выражение, искал, на что опереться.
— Почему ты не брала трубку? — спросил он после паузы.
— Я уволилась. У меня теперь другой номер.
— Так дай мне его.
Андреа покачала головой.
— Да ладно тебе… Ну тогда хотя бы на мейлы отвечай…
Андреа молча складывала бумажный пакетик от сахара все уменьшающимися прямоугольничками.
— То есть ты серьезно?
Андреа кивнула.
— Завтра я уезжаю, и мы уже больше не увидимся, — сказала она и засмотрелась на другую пару в противоположном углу кофейни. Молодой человек, спиной к ней, и девушка. Красивая девушка. К сожалению, внешне подпорченная: глаза, обведенные черным карандашом, крашеные черные волосы. Девушка щелкнула зажигалкой и затянулась. Сигаретный дым ей явно не нравился.
— Мне нужно было убедиться, — сказала Андреа. — Теперь я убедилась.
— Слушай, Андреа, мы любим друг друга. Ты здесь. Это главное.
Матей секунду поколебался.
— Это означает…
Андреа кивнула. Ей не хотелось ничего усложнять.
Матей улыбнулся, но потерял равновесие, и улыбка соскользнула у него с подноса. Андреа посерьезнела, и Матей, словно по команде, совсем увял. Они сидели молча. Андреа отвела взгляд: девушка напротив снова затянулась сигаретой и отнесла руку подальше от лица — дым щипал ей глаза. Андреа видела знакомую картину: спину молодого человека, которому девушка согласно кивала, девушку, изученную глазами молодого человека, которая пытается найти себя в его словах и жестах. Видела, как ради него она старательно гримасничает, курит, что явно не доставляет ей никакого удовольствия, и при этом силится выглядеть непринужденно. Как пытается понравиться самой себе с сигаретой в руке, милая семнадцатилетняя анархистка, чьи детские глаза щиплет от дыма. Гонка началась, это все равно что участвовать в «Формуле-1»: множество отлаженных действий, двигатель гудит, точно мигрень, асфальт мокрый, машину вот-вот занесет, по обеим сторонам трассы — трибуны и миллион рентгеновских глаз.
— Андреа?
Матей вдруг замер в недоумении. Андреа растерянно захлопала глазами.
— Пойдем отсюда, мне нужно с тобой поговорить.
Андреа кивнула. Ей не хотелось ничего усложнять. Но ни она, ни он не сдвинулись с места, Матей в последний раз, собрав остаток сил, улыбнулся; уголки его губ поднялись, словно кто-то за кулисами потянул их вверх лебедкой. Он снова потерял равновесие. Андреа поспешила отвести взгляд, но у девушки напротив, как по команде, с губами тоже случилось что-то непонятное. Как будто улыбка с подноса Матея соскользнула ей на лицо, на мгновение застыла, а затем бесследно исчезла.
Парк, улицы, тротуары, парапеты, город. Потом какая-то низина. Геологический раскоп, который начинался сразу же за домами. Среди вывороченных камней можно было наткнуться на исчезнувшие формы жизни, черные панцири трилобитов, впечатанные в базальт. В расщелине скалы скопилась дождевая вода, и по черной глади плавали два старых лебедя, шипели и щипали детей, приходивших кормить их из окрестных кварталов. Это все проплывало мимо Андреа незамеченным. Улицы, скалы, озеро и злые лебеди — все это заслонял Матей.
— Нам же было неплохо вместе, — начал он обиняками.
Андреа кивнула.
— Вот видишь, — подтвердил он, скорее для себя. Но это был тупик. Матей склонил голову, точно знаменитый песик с граммофонных пластинок. Да вот только Андреа издавала лишь треск, игла подскакивала с хлопком на одной и той же дорожке.
— Я что-то
