Они примитивны. Они прозрачны и лишены всякого подсознания. Мне стыдно за них.
Судите сами. Один из последних экземпляров.
В Америке переизбрали президента. Был Дональд Трамп, стал Джозеф Байден. Ну, шило-мыло. Разница между кандидатами в президенты США всегда примерно такая же, как между кока-колой и пепси-колой.
И вот что же мне снится, «небритому очкарю с комплексом писателя»?
Мне снится, что я сижу на скамеечке в Битцевском парке, жуя шаурму, и ко мне подходит бабушка в американской бейсболке. Симпатичная, чем-то похожая, пардон, на меня. Но без небритости.
– Ну что, сынок, – говорит она мне с американским акцентом, – что будет дальше с нашей Российской Америкой?
Я в шоке. Молчу. А потом (опять же – неожиданно для себя) заявляю:
– Байден и Трамп поженятся и возьмут совместную фамилию «Кащенко».
– О’кей, – отвечает задумчиво бабушка в бейсболке. – Зэтс гуд.
И уходит, звеня, как цикадами, скандинавскими палками.
Я не буду перечислять вам все мои сны. Их много. Приведу несколько примеров.
Пример первый.
Я заблудился в метро. Какие-то неизвестные станции. То ли станция Белорусская, то ли – Алексеевская… Машинист объявляет: «Станция Хренотёрово»…
Я решил выйти из метро. Выхожу. Вижу Питер! Эрмитаж! Что такое?! Стоит милиционер. В виде Мухомора из «Ментов». Я:
– Товарищ Мухомор, где я?
– А вы кто? – спрашивает Мухомор, протирая очки листом клёна.
– Я – Вова.
– Товарищ Вова, все в порядке. Вы на Родине. Товарищ Собянин в прошлом семестре соединил Московское метро и Питерское метро веткой сакуры. И назвал её «Хренотёрово». Вам все понятно?
– Всё, товарищ Мухомор.
– Так идите и работайте. Вызовите мне, кстати, Лёху Николаева и Настю Каменскую.
Просыпаюсь в поту, потому что ни Каменскую, ни Лёху я позвать не имею никакой возможности.
Как вы протолкуете этот сон? «Сериалов обсмотрелся»? Хорошо.
А где тут Фрейд?.. Зигмунд, блин…
Далее. Меня вдруг позвали работать в Молдавию с окладом на девять рублей пятьдесят копеек выше, чем в Москве. Я приезжаю в Молдавию на велосипеде, захожу в здание правительства, которое точно соответствует моей веранде на даче. И глава правительства в виде Горбачёва говорит мне:
– Мы вас не берём. У вас обнаружены ковидные блохи.
Проснулся, опять же, в поту. И что это? Эхо пандемии? А где же гениальный Фрейд с его искрометным «Толкованием сновидений»?
Сон третий (положено примеров приводить по три).
Меня посылают от некого издательства «Савва унд Муся» на Камчатку за инжиром. На Камчатке – фантастический урожай инжира благодаря гейзерам. Гейзеры греют корни инжира, и инжир вырастает размером с верблюда. Об этом сообщило агентство «Блумберг». Я срочно лечу за камчатским инжиром. Но мой рейс почему-то объявлен не на Камчатку, а на Сахалин. Выясняется, что на Сахалине выращен рекордный урожай японцев. Мне строго запрещено их собирать.
Разумеется, пробуждаюсь в поту. В холодном, по классике.
Ау, Фрейд! Где ты? Сахалин – это сублимация Камчатки? Инжир – это фаллос? Тоска от тебя исходит, Фрейд, с твоими толкованиями.
Всё, заканчиваю.
В моём рассказике нет никакой морали.
Я всего лишь хочу сказать простую вещь: сон – это просто сон. Про не сон, но все равно сон. В том смысле, что сон про не сон есть сон, а не сон про сон есть не сон, как и сон про не сон.
Смотрели «Волшебную лампу Алладина»? Там принцессу убеждают, что ей все приснилось.
Давайте договоримся: весь этот кошмар с ковидом, удалёнкой и прочими вакцинами нам только приснился, как в сказке. Давайте дружно проспимся, а потом проснемся.
Это был всего лишь сон. Про не сон. Давайте сделаем так, чтобы это транснациональное сонное марево скорее рассосалось.
И будем жить дальше. Под голубым небом. В бору с рыжими соснами. И будет журчать река, и будет пахнуть костерком. И мы будем наминать картошку с тушенкой, как матерые гастрономические алхимики. А вокруг будут родители, жёны, дети, друзья, собаки и кошки. Не считая хомячков и попугаев.
И без всяких пронесонов и писькиной фрейдятины.
Ничего не скажу
Антонина Сергеевна Гуняшкина – это консьержка в доме, в котором я жил десять лет назад. Я довольно часто меняю место жительства. Так уж сложилась жизнь.
На вид Антонина Сергеевна – что называется, божий одуванчик.
Было ей тогда где-то под восемьдесят. Смотришь на нее – и мурашки умиления бегут, как некие наномустанги от гипофиза к копчику.
Глазки – васильки. Носик – опёночек. Ротик – с икоркой бутербродик.
Но когда Антонина Сергеевна начинала говорить, вернее, вещать, вспоминаешь, бывало, всю русскую классическую литературу, от Лескова с Гоголем до Маяковского с Бродским.
И все – от Лескова до Бродского – отдыхают.
Собственно говоря, не было бы таких Антонин Сергеевн – не было бы и великой русской литературы. Потому что великая русская литература – это малюсенькая верхушка айсберга, а вот весь миллионнотонный айсберг, который, разумеется, не получает никаких давно уже безнадёжно протухших нобелевских и других премий, – это все те же наши русские консьержки, шофёры, слесари, свекловоды, сержанты, бомжи… Дальше можно было бы извести сотни страниц текста, чего я делать не хочу.
Мне судьбоносно не везёт на верхушку айсберга, но еще более судьбоносно везёт на сам айсберг. И это – моё счастье.
Понял я это недавно. Отсидел в ковидной резервации 2020 года, многое-многое передумал – и понял: какой-нибудь Стив Джобс по сравнению с Антониной Сергеевной Гуняшкиной – это «как плотник супротив столяра» (Антон Павлович Чехов. «Каштанка»). В летние дни Антонина Сергеевна из своего «стеклянного стакана» в подъезде перебиралась на скамеечку у подъезда. Тут мы и беседовали.
Звала она меня «Вовик Стасикович». И на «вы».
– Вот, Вовик Стасикович, такие дела. Смотрю я на современную жизнь и думаю: чёрт ей племянник, этой жизни… Нет, ничего не скажу, стало чисто, культурно, плиткой чуть не небо обложили. Кругом насаждения в виде кустов-растопырок. Цветков-ноготков понасажали – хоть весь Китай пообсажай. А где смысел? А? Скажите вы мне, Вовик Стасикович? Где всего этого процесса смысел?
– Ну, вы, Антонина Сергеевна, и вопросы задаете… Смысл… Еще бы про Бога спросили…
– И спрошу, и сама же и отвечу. Вот что я вам скажу, Вовик Стасикович. Как там раньше называли нашу СССР? «Совок»?
– Да, называли так, Антонина Сергеевна.
– Дебилы так ее называли. А почему?
– Почему?
– Почему что этот самый «совок» – и был самым Праведным и Богонадобным в мире.
– Это как?
– А так. Ничего не скажу, много было бардака. Чёрт-те что творилось. Сидели на трибунах эти… пирамиды из какашков. Простите уж
