ли? Чего ты тут натворила с ним такое, отчего утром глаз на тебя поднять не смел и, будто телок, из дому поплелся? Никак бабьими штучками научилась пользоваться! Но я тебе не Мишенка, запомни! Я мозги тебе на место враз вправлю! – она замахнулась на сыновью жену кастрюлей, но, встретившись с ее искрящимся взглядом, шагнула назад, оступилась о дверной порог и с грохотом рухнула на пол, извергнув нечеловеческий рык. Сгоряча тут же поднялась, пронзая ненавидящим взглядом сноху, которая даже с места не сдвинулась, чтобы помочь ей подняться. – Ты посмотри, как осмелела, ехидна. Забыла, видать, из какого навоза вытащила, у себя приютила, за сына единственного замуж отдала, забыла, да? Туда же и выкину, откуда вытащила по доброте своей! – с этими словами старуха схватила ее за волосы и с силой вытолкнула на крыльцо.
Ангелина, маленькая и беспомощная, скатилась, будто тряпичная кукла, со ступенек во двор, ушиблась головой о землю; на секунду потеряла сознание, затем разомкнула отяжелевшие веки и увидела над собой размытый мужской силуэт.
Михаил вернулся с работы, чтобы отдать зарплату матери, и застал обеих женщин за выяснением отношений.
При появлении слегка подвыпившего сына Варвара Прокопьевна вмиг превратилась в беспомощную, слабую старуху: громко застонала, демонстрируя невыносимую боль, бессильно, почти в бесчувствии облокотилась на перила:
– Спятила твоя женушка, сынок. Умом тронулась, набросилась ни с того, ни с сего так, что я упала. Кажется, бедро повредила. Ох, как больно! С родной матерью, будь та у нее, так не поступила бы…
Молодая женщина задрожала от страха; проворно, как кошка, перевернулась со спины на руки, посмотрела сквозь растрепанные волосы на Михаила. По выражению его лица поняла, что бесполезно ждать заступничества: против матери он ни за что не выступит! Маленькая, беззащитная, некрасивая Ангелина оказалась меж двух огней, готовых заживо испепелить ее, а прах развеять по ветру.
– Она назвала твоего сына выродком, – попыталась оправдаться, вдруг заплакала, понимая, что все ее доводы – пустой звук в сравнении с любыми аргументами свекрови-фарисейки.
Еще один раскат грома сотряс воздух, и с неба обрушились крупные капли дождя.
– Ну ты погляди на нее, какую змею пригрели у себя, – простонала Варвара Прокопьевна, обливаясь слезами (не боли, а ярости). – А такой тихоней всегда прикидывалась. Это все ее детдомовское воспитание – врать направо и налево, не ведать чувства благодарности. Сынок, она ударила меня, я упала, теперь не обойтись без врача, того и гляди, «скорую» придется вызывать – двинуться не могу, а-ах…
– Врач нужен сыну, Миша! – Ангелина на руках отползла подальше, наблюдая, какой нечеловеческой злобой наполнились глаза мужа: в них не было даже намека на сочувствие и пощаду!
В дверях дома появился заспанный Антошка. Увидев мать на земле с растрепанными волосами, заплаканную, тоже захныкал.
– Мне после обеда уже позвонили из детского садика, сказали, температура…
Она не договорила, не успела отстраниться – Михаил опередил: ударил ее носком ботинка по горлу, отчего бедняжку швырнуло назад, на черенок оставленных дедом вил; от боли сперло дыхание, женщина захрипела и принялась, как рыба, хватать ртом воздух; в глазах потемнело, в ушах зазвенело.
Глава одиннадцатая
Захлебываясь кровью, Ангелина схватилась руками за горло и бессильно упала навзничь. Антошка с ревом подбежал к матери, бросился к ней, обнял, но у той не осталось сил даже пошевелиться.
Варвара Прокопьевна удовлетворенно поджала губы, бросила суровый взгляд на деда. Тот юркнул во флигелек и захлопнул дверь. Потом поощрила благодарным взглядом сына. Как она сейчас искренне гордилась им – своим заступником!
– Ты чего это свой норов показывать вздумала? – Михаил приблизился к жене, которая безучастно смотрела на него снизу вверх, обнимая плачущего сына. – Ходишь как глухонемая, а потом вдруг – на тебе, поглядите! – характер вдруг всем показываешь? Пожили, и будет. Не нужна здесь больше. Живи, как хочешь, а Антона через суд отберу. Давай, вставай и убирайся отсюда!
Он снова пнул ее в бок, несильно – так, для устрашения, «закрепления эффекта», но этим напугал сына; малыш, обнимая мать, зашелся в истерике. Михаил схватил ребенка за руку, с силой оттащил к крыльцу, с которого за происходящим надзирала старая склочница.
Крики Антошки и слова Михаила привели Ангелину в чувство. Она вдруг приподнялась на локте, посмотрела на мужа исподлобья и проговорила негромко:
– Судом, говоришь, сына отнимешь? Герой, нечего сказать. А сам не боишься за решетку угодить?
– Придушу, собаку! – крикнул Михаил, взбешенный угрозой, и ринулся на жену.
Вдруг остановился: в грудь ему уперлись зубья вил!
Варвара Прокопьевна испуганно вскрикнула и прикрыла рот рукой.
Ангелина, окровавленная, с горящим взором, уязвленная угрозой отнять сына, не шутила: в душе вспыхнул всепоглощающий огонь ненависти; слезы вмиг высохли, и боль сделалась неощутимой.
Она крепче взялась за древко вил, проговорила хриплым голосом:
– Не подходи…
– Неужто заколешь? – усмехнулся Михаил, чувствуя, что хмельной запал понемногу угасает под остриями, нацеленными в грудь.
– Даже глазом не моргну. За Антошку убью.
– Да ну! – глаза Михаила налились кровью, он попытался дотянуться до жены кулаком, но вилы вонзились в тело, обагрив рубашку.
Варвара Прокопьевна испуганно взвизгнула, увидев сына в крови. Михаил отшатнулся, недоуменно глядя то на окровавленную грудь, то на жену, такую незнакомую – опасную и безжалостную.
Дождь усиливался с каждой минутой, но никто не обращал на это внимания.
– Посторонись, – глухо проговорила Ангелина и угрожающе подала вперед вилы.
– А-а! Убива-ают! – завопила свекровь, перепуганная не на шутку, подбежала к сыну и потянула его за руку к флигельку. – Оставь, Мишенка, видишь, невменяемая! Пойдем, родимый, в полицию позвоним!..
– Рехнулась совсем, что ли! – рявкнул на нее сын.
Но затем Михаил нехотя повиновался. Он до последнего, пока не скрылся из виду, смотрел на Ангелину; взгляд его был потерянный: не верил глазам, что видит ту самую беспомощную мышку, бесцветную, бессловесную «женщинку», которая в одночасье превратилась в бесстрашную львицу, Женщину, способную – впервые в жизни! – постоять не только за себя, но и за того, кого любила больше всего – за сына. В его сознании пронеслись воспоминания о том, какой она была раньше: вечно сомневающаяся, извиняющаяся за каждый свой шаг, старающаяся угодить всем вокруг. И сейчас этот контраст между прежней Ангелиной и той, что стояла перед ним, был настолько разительным, что у Михаила перехватило дыхание. Внутри него что-то перевернулось. Это открытие потрясло его до глубины души – он понял, что совсем не знал свою жену. За ее внешней слабостью и покорностью скрывалась невероятная внутренняя сила…
Ангелина отбросила вилы в сторону, схватила Антошку на руки и, спотыкаясь,
