99-го года, когда ради английских денег ваша страна оказалась низвергнута в прах. Ведь мы не нападали на вас — вы сами позвали казаков в Берлин, а жолнежей — в Познань, Варшаву и Лодзь! Вот объясните мне, как же Пруссия позволила себе такую неосторожность напасть на Россию, да еще и в то время, когда мы ничем не угрожали вам?
— Увы, Ваше Величество… Я не принимала такого решения. Война — это мужские дела.
— Но вы говорите здесь от лица всего дома Гогенцоллернов! Именно поэтому я могу требовать от Вас ответа!
Лицо Луизы приняло упрямое выражение.
— Что же, Ваше Величество! Если говорить от имени нации — скажу одно: с лава Фридриха Великого ввела нас в заблуждение по поводу наших средств!
Услышав такое, я окончательно взбеленился.
— Чёрт побери! Что вы такое несете? Средства — это одно, а намерения — другое. Вот я сейчас могу свернуть вам шею, и мне за это ничего не будет. Но у меня нет такого намерения. Вы что, действительно считаете, что для нападения на другую страну достаточно лишь способности вашей стороны одержать над ней победу? Раз так, то, пожалуй, Россия может в несколько лет сделаться хозяйкой всей Европы! Понимаете ли вы это? Понимаете ли вы, что если бы не ваше нападение на мою страну, я находился бы сейчас в Петербурге, занимаясь совсем другими делами, а моя жена…. Моя жена была бы жива! И вот теперь, когда мертва она, мертвы десятки тысяч русских, поляков и сотни тысяч пруссаков, (и всё это лишь потому, что вы сочли себя способными победить Россию) и вот теперь вы мне заявляете «Ах, ну раз мы проиграли — так давайте передвинем границу на 10 вёрст и будем вести дела как обычно!» Нет! Нет и еще раз — нет! Пруссия напала на Россию — и все, Пруссии более не существует! Иное стало бы оскорблением для сотен тысяч погибших в этой войне!
И поверьте мне, французам повезло в том, что они объявили войну Северной Германии, а не России. Напади они прямо на нас — я не сложил бы оружие до полного уничтожения их государственности!
Кажется, я говорил это слишком эмоционально. Кажется, на глазах моих даже выступили слёзы…
Луиза покинула меня, уткнувшись в носовой платок. Тереза посматривала в мою сторону с некоторым изумлением и даже сочувствием; баронесса фон Фосс кинула напоследок истинно змеиный взгляд.
Но что-то подсказывало мне: разговор этот — совсем не последний…
Глава 5
Тем временем стали подтягиваться мои гражданские министры и дипломаты. Первым приехали Иван Богданович Барклай-де-Толли, министр промышленности, и Александр Строганов, министр финансов. Последний, как оказалось, находился в Потсдаме, и, узнав о моем прибытии в Эрфурт, безо всякого вызова поспешил навстречу.
Граф Александр Сергеевич Строганов был старейшим членом моего кабинета — ему шел уже седьмой десяток. В прошлое царствование он запомнился большими расходами, делаемыми из любви к искусствам и меценатства, и в то же время — исключительным умением вести дела. Екатерина Великая, представляя его австрийскому императору, когда-то изволила пошутить: «вот человек, что весь век свой хлопочет, как бы ему разориться, да никак не может в сём преуспеть».
Тем не менее, подробный его отчёт показал, что дела наши обстоят очень и очень неоднозначно.
Прежде всего, в империи снизились налоговые поступления. Более 800 тысяч крестьян в последние три года переселились из своих родных мест в Тавриду, Новороссию, Поволжье и предгорья Северного Кавказа. Все эти переселенцы, естественно, уже не платили подушную подать по месту своего прежнего жительства, а на новых землях для них действовали налоговые послабления. Более того, свободный режим перемещения привёл к тому, что многие крестьяне покидали деревни ради подработки в городах, да так и пропадали там, исчезая из поля зрения фискальных органов. Конечно, в рамках волости действовала «круговая порука» на уплату подушных податей, но практически это влекло лишь рост недоимок.Это был крайне тревожный знак. Конечно, недоимки случались и ранее — когда я пришел к власти в конце 1796 года, только по подушным платежам пришлось простить 7 миллионов недоимки. Но то, что в мирное время казалось лишь досадным недоразумением, во время войны с первоклассной европейской державой становилось совершенно недопустимо!
— Пусть волости конфискуют у таких крестьян земельные наделы, выводят их отдельным клином и продают с торгов! — рассвирепев, приказал я.
— Ваше Величество — втянув голову в плечи, сконфуженно произнёс АлександрСергеевич, — но по действующему Основному закону такого рода решения есть привилегия Верховной Думы и Правительствующего Сената!
Чёрт. Я и забыл, что теперь законы такого рода надо проводить через представительные органы. Сам себе создал этакий геморрой, сам об него и спотыкаюсь….
— Инициируйте процедуру принятия законопроекта! — недовольно отрезал я. — Что у нас далее?
Оказалось, последний год, к тому же, сильно сократились таможенные поступления: после вступления в силу договора с Англией о беспошлинной торговле большая часть товаров поступала в Империю без какого-либо обложения. И это, в свою очередь, проделало изрядную дыру в бюджете.
Конечно, последние годы мы получили немалые средства за счёт удачных сделок с Англией, доходов от чайной монополии и многого другого. Поступила нам и часть прусской контрибуции. Но всё это разовые суммы, они растворяются без следа в общем потоке расходов. Большая же часть контрибуционных денег теперь обращена на формирование армии Северо- Германского союза; а часть суммы была по политическим причинам прощена. Это всё означало, что новых поступлений из Германии ожидать не приходилось.
Спасало нас теперь только одно: уральское золото. Налаженная несколько лет назад добыча россыпного, «песошного» золота нарастала с каждым годом и в 1800 году составила уже более тысячи четырёхсот пудов; это, без малого, двенадцать миллионов рублей. Немало добыли в Калифорнии, но эти средства до Петербурга никогда не доходили — они были задействованы в торговле с Китаем, а еще применялись для финансирования наших тихоокеанских проектов.
Итак, с финансами дела обстояли сильно «не очень», а война с Францией не обещала быть ни быстрой, ни лёгкой.
Ещё через две недели в Эрфурт в одном экипаже прибыли господа Кочубей, Модерах, и адмирал Мордвинов.
Адмиралбыл вызван мною первым. Не откладывая дела в долгий ящик, я сообщил, что именно его вижу на посту канцлера.
С Николаем Семеновичем я уже был знаком по своим делам в качестве президента Морской Коллегии, и знал его как вполне толкового администратора и военачальника. Конечно, оставалось
