тоже важны. Пополним литературу достойным переводом. На выбор два названия: «Кудесник Смарагдового града» или «Кудесник Царства Аз». Девочку сделаем соотечественницей читателей, зато Гудвин останется американцем. Наши люди на его аферу неспособны.
Современным можно назвать только недавний фильм. Об этой детали я умолчал. Зато внёс свою лепту:
— Неплохо бы телевидение развить, недаром на ём есть Потешный канал. Например, шоу «Club de comédie» или «Однажды в некотором царстве».
Снова фирменный взгляд от Глеба.
— Васёк, ты остался клоуном? Не надоело?
— Извини. Валяй дальше.
— Тоже в области литературы. Переименуем Джека Лондона в Джека Злобно-Сити. Нечего кривиться. Лондон и Злобно-Сити — синонимы, если ты не знал.
Как-то улетучилась весёлость лица. Я даже покрутил пальцем у виска.
— Друг мой, что ты несёшь? Навряд ли так можно.
Упрямый собеседник покачал головой.
— Взгляни на колбасников и австрияков. Они переименовали Чехова в Богемского, Божену Немцову в Цислейтанскую, Анатоля Франса и Ивана Франко в Эльзас-Лотарингских, Римского-Корсакова в Триестского-Корсакова. Ты обвиняешь именно меня?
Свежо предание, а верится с трудом. У Глеба проблемы с географией тамошней Земли.
Его сильная рука взяла стакан с лимонадом на донышке.
— Утро вечера мудренее. Иди, Вася, иди.
Глеб и нечаянный облом
Наступил очередной день в альтернативной Северной Пальмире, где в савельевы времена Достоевский точно не проживал. Короче, новый день. Как вы все знаете, в Неву и Фонтанку не войдёшь дважды.
Запеканка, лобстер и перепелиные яйца дополняли друг друга. Завтрак постепенно обернулся горой грустных тарелок. После ухода посудомойки мы приготовились к новому диалогу. Перед широким вельможей разместился платок с вензелем, а на губах остатки кушанья.
Первый культуртрегер рассказал кое-что сокровенное:
— Я, будучи маленьким, по ошибке назвал Петросяна Поросятиным.
— Да ты у нас пророк. Не, я не по поводу юмора. Жена Петросяна очкастая. Я бы на такую не взглянул.
Глеб сощурил один глаз и вылупил другой.
— О'кей, переменим тему. Что у тебя с работой?
Он упёр руки в накладные бока. Нам, засланным, никто не мешал. Бутыль прохладительного напитка наполовину пуста, началась нужная кондиция.
— Начало двадцатого века вокруг нас своеобразно, но даже здесь мало кто верит в руфский приоритет в воздухоплавании. Исправим, пока не поздно. Прогрессор я, или кто? Опять-таки патриотизм.
На ноуте он открыл песню. Кое-что хорошо напоминавшую.
Я — Крякутной,
Я — Крякутной.
Поговорил бы кто со мной.
И суть в моей церквушке
Пиявицы-лягушки.
Фу, какая гадь-ста!
Эх, жизнь моя — крестьянка
Под крепостницким гнётом.
Живот аки поганка.
А мне летать,
А мне летать,
А мне летать охота.
Я — Крякутной,
Я — Крякутной.
Никто не крякает со мной.
Внутри меня дымится,
Как после инквизиций.
Обрыдло!
Эх, жизнь моя — крестьянка
Под крепостницким гнётом.
Живот аки поганка.
А мне летать,
А мне летать,
А мне летать охота.
— Фу ты. С переписыванием истории ты перегнул палку. Не только с Крякутным. Это слишком, больно уж стрёмно. Откуда при Анне Иоанновне, при Бироне, взялась инквизиция?
— Понятие жанровой условности тебе ни о чём не говорит? Дальше ещё лучше. Я давно заметил путаницу с возрастными рейтингами. Самое смешное, что разный возраст аудитории могут указать не только в разное время, но и одновременно в разных местах. Если повезёт, мы обоснуем эти несоответствия астрологией и нумерологией. Скоро начнётся Эра Водолея, а на Царской Земле никто не знает. «Из полей начнётся Водолей…».
Вот гад. Мне нужно было ткнуть себя штопором от смеха.
— …Если серьёзно, астрология и нумерология не нужны. Мы против мракобесия. И хорошо будет, если мы преуспеем в ограничении прилюдного мата.
— Правильно говоришь. Хочешь песенку о непечатной лексике? «Тридцать три Шнурова, тридцать три Шнурова, тридцать три Шнурова — грязная строка. Тридцать три Шнурова — стих в стиле Баркова, как в бедламе вопль чудака». Чудака на букву М.
Приятель едва не поперхнулся швепсом. Реакция была очевидна. «Клоун ты, и никак иначе. Где разнообразие, спрашиваю?».
— Позвольте, Ваше Высокопревосходительство.
Для следующих двух выступлений пригодился бы фирменный галстук-бабочка. Сколько места в блокноте исписано, до чистовика! Текст выступления завершён. Широкий друг согласился на необычную версию сказок. Скрестил руки и медленно шевельнул усищами.
— Жила-была Царевна-лягушка. Однажды, в человеческом облике, она потеряла корону. Поиски увенчались успехом: корона нашлась у Золотой рыбки. Пришлось «кильке несчастной» исполнить три желания. Царевна-лягушка попросила большие выразительные глаза с ресничками. Очень длинную косу с чудесными свойствами как у Рапунцель, чтобы не нужен был уход. Ноги от ушей. А когда Царевна приняла лягушачий облик, относительная длина ейных ног не изменилась. Она стала чемпионкой болота по прыжкам и, возможно, вдохновила Марка Твена на конкретный рассказ.
Глеб крепко держался за голову.
— Будь добр, поясни один момент. Как на её новую внешность отреагировал Иван Царевич?
Автор монолога хлопнул себя по лбу.
— Ё-моё, стрёмно-то как. Про Ивана Царевича я забыл.
Слушатель отреагировал фирменным выражением лица.
— Всё ясно. Думаешь только о девках.
— Честно признаться, да. Возьмём героев «Скуби-Ду». Как их зовут, кроме собственно псины? Рыжая красавица, она Дафна, а остальные имена не помню, хоть убей.
Недовольная аудитория погрозила пальцем.
— Рассказывай сказку дальше.
— Над всё тем же болотом в небе возникла голова Чеширского кота. Помнишь, что послужило прототипом? — Слушатель кивнул. — Рядом появилась вторая голова, она принадлежала усатому мышу Рокфору. В глазах закружились спирали, усы встопорщились, Рокфор проглотил Чеширского кошака в один присест.
Глеб уставился в потолок.
— Слава тебе, Господи. Василий обошёлся без Гайки.
— Когда сытый мыш исчез, Вовка увидел трон. Царь орудовал малярной кистью и еле сводил концы с концами. Ему надоело, просто сил нет. Вовка посоветовал красить забор по методу Тома Сойера. Результат налицо: народ всё покрасил-перекрасил, пока царь лежал в шезлонге, кушал чурчхелу и пил коктейли.
Аудитория коснулась глаз платком.
— В следующий раз, Вася, обойдись без чужих произведений, только народное. «Чип и Дейл» тоже ни к селу, ни к городу.
— Дальше появилось бы Поле чудес и кот Базилио с Алисой Патрикеевной.
— Что касается Сойера и лягушки. Больно ты любишь Марка Твена. Забыл, как он гонит на Государя?
Ага, без политики никак. Не о ней речь, а о культуре.
— Хочешь, стану твоим личным стендап-комиком? Ты узнаешь историю стрёмного молодого человека. Я общался с ним в соцсетях.
Со строгим лицом Глеб слушал неприятные вещи, которые звучали с интонациями Задорнова.
— Мой герой услышал от папы, что
