проходят службу в аэропорту Шереметьево, причем главным образом во внутренних помещениях.
Обеспечивают ли унаследованные от шакалов гены решительный прорыв, позволяющий вывести работу нюхача на новый уровень? Ну… Статистика, при столь малой численности шалаек (на сей момент их едва более сотни – всех, а не только рабочих), тоже не слишком показательна, но, если честно, оснований утверждать такое нет: все-таки совсем уж рекордные достижения по-прежнему связываются с нюхачами традиционных пород. И вряд ли случайно, что создатель шалаек выдающийся кинолог К. Т. Сулимов (1931—2021) даже после оформления этой гибридной породы продолжал работу с собаками шпицеобразных групп…
В труде и в бою
Мы отвлеклись. Вернемся в те самые времена, когда путь для автоколонны приходится намечать на собачьей упряжке.
У этого санного пути свои особенности. В рыхлом таежном глубокоснежье северные олени все-таки проходят, но собаки «тонут» до ушей. А вот на плотном горном снегу или в открытой тундре собачья упряжка превосходит оленью. Равно как и на морском или озерном льду. Максимальная скорость оленя заметно выше собачьей, но если говорить не о прямой гонке, то в целом собачья упряжка быстрей и грузоподъемней. По крайней мере, на «малой дистанции», что в северных условиях означает не сто метров, даже не сто километров, а… этак три недели. На больших дистанциях начинает истощаться «горючее», т. е. провиант для ездовых животных, который собачья упряжка, в отличие от оленьей, везет на себе в дополнение к полезному грузу. По окончании дневного марш-броска на выпас собак не отпустишь, так что приходится или потихоньку скармливать тягловую силу ей же самой, уменьшая суммарную мощность «двигателя», или мириться с тем, что «двигатель», полуголодный, работает на пониженной мощности. Впрочем, если не уходить в многонедельную «автономку», то этот фактор риска исчезает, а преимущества остаются.
Собак как рабочую силу кардинальным образом улучшить не удавалось, но вот традиционные системы запряжки поддавались усовершенствованию. И как раз в промежутке 1934—1939 гг. было предложено несколько новых вариантов, учитывающих мировой опыт. Прежде всего американский: эскимосы и индейцы, не имевшие ездовых оленей, поневоле научились использовать собачьи силы с лучшей производительностью, чем палеоазиаты, а англоязычные «белые братья» привнесли еще ряд ноу-хау, творческой переработав отдельные элементы конской сбруи.
Но кто сказал, что собачьи упряжки применяются только на севере и что запряжены в них должны быть лишь ездовые лайки? Вот как дело обстояло во время Второй мировой:
«Широкое применение собачий транспорт нашел во время Великой Отечественной войны для перевозки раненых и подвозки различных военных грузов как зимой, так и в летнее время. Наиболее практичными оказались небольшие упряжки в три-четыре собаки, а для дальних переходов – до 6 собак, впряженных в лодку-волокушу или легкую лыжную установку, а летом в колесно-носилочные установки. Вывоз раненых осуществлялся в три-четыре раза быстрее, чем на лошадях, и сопровождался меньшими потерями в людях и животных» (С. В. Обручев «Справочник путешественника и краеведа», Государственное издательство географической литературы, М., 1949).
Такое преимущество перед конной упряжкой – это не просто серьезно, но ОЧЕНЬ серьезно! А ведь для доставки боеприпасов или медикаментов использовались, кроме повозок и нарт, также собачьи вьюки. Считалось, что если от пса требуется пересекать простреливаемые участки бегом, то вес такого вьюка не должен превышать 25—30% веса «носителя», а если путь проходит по укрытой местности, то нагрузку можно увеличить и за 40%. В овчарочьем эквиваленте получается не так и мало! Впрочем, тут уж воистину чистоту породы – побоку, а межпородные собачьи помеси, как мы знаем, не называются и не являются гибридами…
Плюс, конечно, все прочие специальности, доступные военным собакам: от охранного дела до работы в качестве «миноискателя» (и без лисьих гибридов обошлось!). Все, кроме одной, наиболее широко разрекламированной: профессии «истребителя танков».
Читатели, конечно, сейчас удивятся: ведь жертвенные подвиги собак с противотанковыми минами на спинах широко освещены в военной литературе! Да, освещены. В литературе. А в реальности, как это ни странно будет услышать, эксперимент с «противотанковыми собаками» НЕ УДАЛСЯ. Были, на уровне испытаний, попытки выдрессировать псов как носителей противотанковой мины (время не располагало к гуманности, но приятно отметить, что изначально эти носители задумывались как «многоразовые»: конструкция вьюка предполагала рычаг, потянув за который зубами, собака сбрасывала мину на пути танка – и возвращалась к своему проводнику). А потом было несколько попыток применить на практике упрощенный, «одноразовый» вариант, потому что испытания показали: «многоразовый» не гарантирует минимально уверенного исполнения. Но оказалось, что и «одноразовый» его не гарантирует.
То есть будь возможность тщательно обучать псов со щенячьего возраста, да отбирать наиболее талантливых, да обеспечивать им возможность индивидуальной работы с «родным» проводником-инструктором, тоже высокоодаренным и знакомым с детства – о, тогда многого удалось бы добиться. Собственно, так и задумывалось: ведь тактика использования собак в качестве противотанковой мины и сама эта мина была разработана за годы до 1941-го… Но реальная обстановка военного времени отменила все предыдущие планы. А без столь эксклюзивных методов собака, особенно «случайная» и наспех кое-чему обученная, вообще не работает «в отрыве» от проводника (обеспечивающего не просто управление, но и психологическую поддержку). И уж под маневрирующую где-то далеко впереди страшную стремительную махину, непривычно грохочущую и незнакомо пахнущую, она тем более не бросается, даже если на тренировках учили, что под махинами, чем-то напоминающими эти, можно найти миску с кормом. Наоборот: в стрессовых – не только из-за грохота танков! – условиях реального боя, на незнакомой местности, перед незнакомой техникой (для собак, особенно вот так наспех обученных, очень важна «идентичность» условий и объектов: это человеческий разум способен на экстраполяцию…) несчастные псы, позабыв, что они служебные, сплошь и рядом устремлялись туда, где им виделся хоть какой-то кусочек знакомой реальности. А именно – в свои же окопы…
Это известно уже много лет, однако новость для читательского восприятия, полагаем, немаленькая. Увы, все мы даже слишком хорошо знаем, как мифологизация умеет раздувать несуществующие подвиги или, того хуже, затенять подлинные.
Существует довольно много фотографий работы противотанковых собак (в основном немецкие овчарки, реже эрдели или помеси с гончими или лайками, совсем нечасто крупные дворняги) и даже пара документальных фильмов, относящихся к 1941 г. Но все это было отснято на учениях: и солдаты с какой-никакой кинологической подготовкой, и собаки не простые, а прошедшие приличный курс дрессировки, иногда даже довоенной (из-за чего в большинстве случаев взрыва как такового мы не видим: участники съемок берегут «собачий материал»). А вот в единственной, кажется, ленте, где показан именно подрыв танка, фигурируют наспех обученные собаки –
