Не боимся мы Сусанны,Не боимся её папы,Не боимся её мамы,Не боимся бабушек,Мамы да и папы!
А около дома – увидели они ещё издали – стояла милицейская машина.
Представление продолжается! Выступает иллюзионист Григорий Ракитин! В номере принимает участие милиционер Горшков!
Не меньше Эдуарда Ивановича исчезновением Чипа был обеспокоен Григорий Васильевич. Ведь он готовил новый фокус, в котором должен был участвовать тигрёнок.
Представляете: в ящик садят живого петуха, закрывают ящик крышкой, приколачивают её гвоздями, обматывают толстой верёвкой.
Затем ящик на канатике поднимают под самый купол цирка. Григорий Васильевич целится в него (в ящик, конечно, а не в купол) из пушки.
Раздаётся оглушительный выстрел.
И ящик стремительно
п
а
д
а
е
т
в
н
и
з
!
Развязывают толстую верёвку, срывают крышку, и из ящика вылезает…
Кто? Петух?
Из ящика вылезает Чип.
А где петух?
А как в ящик попал Чип?
А я не знаю. Если бы знал, то не книжки бы писал, а фокусником работал.
Как делается этот фокус, мы с вами никогда не узнаем. И никто из зрителей не догадается. И, конечно, все будут обижаться, что ничего не удалось заметить. И как это петух превратился в тигрёнка, да ещё в заколоченном ящике, да ещё обмотанном толстой верёвкой?
И вот, чтобы такой сложный фокус получился и никто ничего не заметил, надо было работать над ним каждый день по нескольку часов.
И вдруг Чип исчез!
Григорий Васильевич подумал-подумал, погоревал-погоревал и – бегом в милицию.
Там дежурил милиционер Горшков. Окинув взглядом его фигуру, Григорий Васильевич подумал: «Вот это рост! Метра два, не меньше!»
– Не волнуйтесь, – сказал ему Горшков, – тигрёнок – не котёнок, разыщем. Вот в прошлом году из зоопарка обезьяна убежала, с ней тяжеловато пришлось. Мы с одним сержантом по крышам часа три за ней прыгали… А кем вы в цирке работаете?
Вместо ответа Григорий Васильевич проглотил чернильницу-непроливашку и достал её из своего кармана.
– Понятно, – задумчиво сказал Горшков. – Ловкость рук и никакого мошенства.
Тогда Григорий Васильевич взял ручку, воткнул её себе в ухо и вытащил из другого уха.
Милиционер поморщился и сказал:
– До Головешки вам далеко.
– Какой головешки?
– Неподдающийся тут у нас один есть, – объяснил Горшков, – воровать мы ему не даём, воспитываем его. Но воровать он умеет. По чужим карманам лазает – ничего, квалифицированно. Маленький он, чернявый и умываться не любит – отсюда и кличка его. Чисто, говорю, работает. Прямо скажем, вам до него далеко. Ни в какое сравнение с ним не годитесь.
– Простите, – оскорбился Григорий Васильевич, – я артист, и сравнивать меня с карманником… странно!
– Обидчивый вы народ, артисты, – укоризненно проговорил Горшков. – Чуть что, сразу и обижаться. Головешка – тоже артист. Своего рода. Уж какой я специалист по карманникам, сколько я их видел, а официально заявляю: у этого руки золотые. Как у вас. Но талант свой Головешка людям во вред использует. Потолковали бы вы с ним, гражданин артист-фокусник: может, он в цирке пригодится.
– Нет, нет, странно вы рассуждаете, – пробормотал Григорий Васильевич. – По-вашему, получается, что он фокусником может быть, а я карманником?
– Нет. Карманником куда сложнее. Требований тут больше. Тут знания нужны, опыт; надо, чтобы совести не было. А самое главное, – Горшков поднял вверх указательный палец, – быть готовым на любую подлость. А вы вроде бы другого плана человек.
