не смирилась с тем, что произошло, еще не привыкла, не приняла. Зато теперь она знала, что в любой момент может произойти все, что угодно, и хорошее, и плохое. Так бывает. Из этого можно вынести урок, можно закрыть глаза, радоваться или огорчаться. Но самое главное, просто жить дальше, и стараться жить так, чтобы как можно больше радоваться. Сейчас она улыбалась. Улыбалась сквозь слезы, лежа в объятиях Томаса, который шептал ей нежности на испанском. Она знала, что слезы высохнут. Улыбка когда-нибудь сойдет с губ. Все может быть совершенно по-разному. Вот только теперь она была к этому почти готова.
Я слушала рассказ Софи со странным ощущением внутри себя. Когда после безжалостной бури выглядывает солнце, на сердце по-особенному, щемяще радостно. Вот так же чувствовала и я. Она заслуживала счастья. После всего, что произошло, над ее головой просто обязано было выглянуть солнце.
– Аня, спасибо тебе за Томаса. Спасибо за то, что написала ему. Я тысячу раз идиотка. Я боялась. Я не хотела признавать очевидное. Без него было плохо, намного хуже, чем я могла представить.
– Я так рада за тебя! Только больше не проси прощения, хорошо? – Софи кивнула. – Я тебя люблю и давно уже простила.
– Я знаю, – сказала подруга.
– Что вы будете делать дальше? Томас останется?
– Нет, но он будет приезжать по мере возможностей. А летом я поеду к тете, и мы будем вместе. Расстояние не убило нашу любовь. Так что, все должно быть хорошо.
– Для истинной любви ничто не помеха.
– А ты все так же романтична, моя дорогая подруга. Смотри, кто передает тебе привет! – Софи помахала Моцартом мне на экране.
– Hallo! – сказала я, смеясь, и мы попрощались.
У Софи намечался важный вечер, где ее родители должны были познакомиться с Томасом, а я просто бежала к Ване, который закончил снимать какую-то счастливую многодетную семью и уже ждал меня у моего подъезда. Мы хотели пойти в кафе, где Ваня кормил меня блинчиками. Но, когда я открыла входную дверь, он оказался не один. Рядом с ним стояла Диана, и они явно о чем-то спорили.
– Ди, пожалуйста, не сейчас! Не порть все это… – Ваня увидел меня и замолчал, задумчиво теребя ремень от сумки.
– Привет, – подошла я к ним, и он тут же взял меня за руку.
Диана поздоровалась, но по ее виду нельзя было сказать, что она довольна. Она переводила взгляд то на меня, то на Ваню, и затем нерешительно сказала:
– Ну, я пойду. Спасибо, братик, за книжку.
Я посмотрела на ее маленькую сумочку на цепочке и с трудом представила, что там могла поместиться книжка, только если блокнотик.
– Хочешь, пойдем с нами в кафе? – предложила я, а Ваня странно посмотрел на меня, будто соображал, нормальная ли я.
– Нет. Идите. У меня еще чертова куча дел. Пока, детки!
Диана повернула в другую сторону и направилась к красной машине, криво припаркованной у дома Вани.
– Она в порядке?
– Это Диана. Что у нее может быть в порядке? – тоном, очень похожим на печальный, произнес Ваня.
Он все еще смотрел ей вслед, как она садилась в машину, как заводила мотор, будто боялся, что она вернется сюда.
– А что за книга?
– Что? – переспросил Ваня, машинально проводя ладонью по моей щеке.
– Диана сказала, что ты ей дал какую-то книгу.
– А, Набоков. “Король, дама, валет”.
– Интересная?
– Книга? Да. О том, что у судьбы разный расклад карт. Сегодня ты выигрываешь, завтра проигрываешь. И ничего от тебя не зависит…
– Звучит грустно. Получается, мы всего лишь марионетки.
– Ты – моя самая любимая из всех.
Ваня наклонился и поцеловал меня в губы. Сумерки сгущались. Зажглись первые фонари, освещая своим мягким оранжевым светом дорогу к кафе. Там мы расположились на уютном диванчике и заказали вкуснейшее какао.
– Расскажи, о чем ты думаешь, – попросил Ваня, заглядывая мне в глаза.
– О том, как будет здорово, когда мы сдадим ЕГЭ. Все это закончится, мы будем свободны. Мы поедем вместе в Италию или Грецию.
– Давай в Грецию. На Тасос или Кос. – Ваня тепло улыбнулся, а я согласно кивнула ему.
– Солнце будет ласкать нашу бледную, чуть синеватую кожу, море будет прозрачным и бирюзовым, а мы будем сумасшедшими влюбленными.
– Мы уже такие!
– Да. Но там мы будем совершать безумства, одно за другим. Будем купаться голыми при свете луны, будем ходить в походы и спать под открытым небом, любуясь на тысячи звезд, будем летать с парашютом, нырять со скалы, ловить сами рыбу и сами же ее готовить…
– Ты же не умеешь готовить.
– Плевать! Научимся. Методом проб и ошибок. Ты сам говорил, что ошибаться можно. Как мы научимся по настоящему жить, если не будем ошибаться?
– Аня, – мягко начал Ваня, но я его прервала поцелуем. На его губах был шоколадный вкус какао.
– Еще мы выучим греческий. Каждый день будет новым, ни на что не похожим. Вот так!
Мы оба видели солнечную картину нашего лета. Я не думала о том, что о нашем путешествии мне придется долго выпрашивать разрешение у родителей. Может быть, даже придется пойти на уступки, поучаствовать в конкурсе для известного шоу про топ моделей, о котором уже давно говорила мама, поступиться своими принципами ради нескольких недель счастья быть только вдвоем, вдалеке ото всех.
– Я хочу увезти тебя прямо сейчас. – Ваня жадно заглянул в мои глаза. – Подальше от всего этого.
– Я тоже этого хочу очень сильно. Но… столько всего впереди. Эти экзамены… Нужно просто перетерпеть. Мы справимся, ты же знаешь.
Ваня внимательно посмотрел на меня и сказал:
– Я написал тебе песню. – Его голос серьезен как никогда. – Мы уже записали ее. Я хотел сделать сюрприз. Но ты знаешь, – Ваня замолчал, извлекая из своей сумки флешку и передавая ее мне, а потом мягко произнес. – Послушай ее. Она о тебе. Для тебя.
– Ваня…
Я заморгала. Начинать плакать в кафе не слишком хорошая идея. Но, Боже мой, мне записали песню! И даже эта Лена, чудесно играющая на всех известных и неизвестных музыкальных инструментах, играла для меня. Я закрыла глаза и вдохнула поглубже, а потом просто прильнула к теплым губам Вани. Слова благодарности застряли где-то на языке и я их передавала через поцелуи, напористые, дерзкие, освобождающие.
Я включила свою песню сразу же, как только пришла домой. Музыка была мне знакома, но теперь она лишь напоминала то, что я слышала в тот вечер в Вене. Теперь звучали ударные, басы, которые добавляли песне нечто новое, более
