звонит до пяти, что тогда делать? Бежать к Адольфу и умолять? Зачем? Он все пообещает. Даже клятву какую угодно даст. Но он все равно убьет Вальтера. Не теперь, так потом. Как странно, что кто-то может этого не понимать! Как странно, что они все не видят того, что ясно видит она: он убийца. Кто же тогда они? Эльза, Роберт, Рудольф, Маргарита… И почему они так накрепко связаны с ним?.. Чем? Нет, ей этого не определить, потому что она сама связана, и пока жива эта связь, она тоже убийца. Да, это так! Это не Адольф, а она, Ангелика, убьет Вальтера, если останется жить…
Гели поглядела на часы — пять минут пятого. Как бежит время! Ей нельзя опоздать. Она взяла пистолет и положила на колени. И сразу ощутила холод. У нее на коленях лежала смерть. Если выпустить ее из ствола, она сделается большой, но останется такой же холодной и гадко пахнущей. И, в сущности, никому не нужной. «Разве Вальтеру нужна моя смерть?» — спрашивала она себя, наблюдая, как скачет секундная стрелка. И беспощадно отвечала: «Но разве ему не нужна его жизнь?»
Она даже улыбнулась. У него столько планов! Дали сказал про него: талантлив, как бестия, но чересчур рационален. Почему чересчур? Она не поняла… Она вообще многого не понимает, видимо, так и оставшись глупенькой… Милый Вальтер! Нет, не нужно, нельзя… Милая Эльза!.. Руди, Маргарита… Как в «Фаусте»: «Плачь, Маргарита, плачь, дорогая…» Господи! Она вся напичкана цитатами, как Геббельс, тоже убийца. Без четверти пять. Она открыла затвор и проверила, заряжен ли пистолет. Конечно, заряжен. Готов. Зазвонил телефон. Она кинулась опрометью.
— Гели, мы с Гретой одни, — сказала Эльза. — Все уехали. Ты придешь?
— Да, попозже.
Трубку взяла Маргарита.
— Гели, Эльза мне все рассказала. Приходи поскорей.
— Я приду.
Она положила трубку. У нее задрожали губы. Но она снова повторила себе: «Не нужно, нельзя…» Нет, она не расплакалась, потому что было уже без пяти пять…
Лей позвонил в половине шестого, но в квартире фюрера ему никто не ответил. Он позвонил Гессам. Маргарита сказала, что очень его ждет, что они вдвоем — все уехали. Лей снова позвонил к Гитлеру. Он отыскал Вальтера всего полчаса назад, с помощью Бормана и пятерых агентов СС, на квартире одного из друзей-художников, как он и предполагал, справлявших последнюю холостяцкую вечеринку. Гейм был совершенно пьян. Увидав Лея, объявил, что никого не боится, сейчас отправится к Коричневому Дому и плюнет в него десять раз. Лей не стал с ним разговаривать, а сразу отыскал телефон и позвонил Ангелике. Потом позвонил второй раз. Любопытно, что сколько он ни вслушивался в долгие гудки, интуиция ничего не подсказывала ему. Он решил, что Ангелика, не выдержав ожидания, сама отправилась на поиски, а может быть, глотнув коньяку, попросту спит. Ему нужно было ехать в штаб СА, затем — в КД, где находились фюрер и Гесс. Примерно через полчаса после его приезда к нему подошел Борман и, извинившись, попросил на пару слов. Борман сообщил, что вернувшаяся около восьми вечера прислуга обнаружила в доме необычный беспорядок: многие дверцы шкафов были открыты; ящики выдвинуты… Кухарка Гитлера сообщила об этом дежурившей внизу охране, которая тут же вошла в дом, зная, что фрейлейн Раубаль находится в квартире. Дверь в ее комнату оказалась заперта. Шофер фюрера Эмиль Морис, в это время заехавший за документами, долго стучал в дверь спальни, а не найдя в ящике письменного стола хранившегося там оружия, выставил из квартиры всех и позвонил Борману. Борман приехал, вдвоем они взломали дверь.
Гели сидела в кресле, откинув голову, с простреленной грудью. Пистолет лежал на ковре. Она выстрелила себе в сердце и сделала это очень точно, твердой рукой, потому что, судя по спокойному выражению лица, смерть наступила мгновенно.
Они не решились ее трогать; только прикрыли простыней; пистолет тоже прикрыли. Морис остался в квартире, а Борман поехал в Коричневый Дом.
Мартин пересказывал события подробно и обстоятельно, постепенно подойдя к сути дела, но Лей все понял с первых слов. Пока Борман говорил, он живо представил себе Ангелику, ждавшую его звонка до пяти часов, а потом решившую, что все кончено: нет звонка — значит, нет и Вальтера.
Он даже не успел осознать как следует, что произошло, поскольку его захлестнула бешеная злость на бестолковую девчонку, так и не понявшую, что она натворила. Лишь когда они с Гессом приехали на квартиру к фюреру и Рудольф снял с тела белую простыню, они словно очнулись оба.
В кресле сидела смерть, мало знакомая им, солдатам кайзера, прошедшим ад мировой бойни, но, может быть, самая чудовищная из всех, что пересекала их путь своей неумолимой тенью.
— Когда вы вошли, она была уже мертва? — спросил Лей ждавшего в дверях Бормана.
— Да. Я только послушал пульс. Рука была уже холодная.
— А пистолет… Вы его трогали?
— Нет, только накрыл платком.
— Нужно вызвать полицию, — сказал Лей, мельком глянув на Гесса, стоящего у окна. Плечи Рудольфа судорожно вздрагивали.
— Позвоните Генриху Мюллеру. Вы знаете его?
Борман кивнул. Он все понял. Сейчас только его собственная проворность и выдержка Лея могли нейтрализовать ситуацию и обезопасить фюрера[12]. Борман вышел.
Лей прикрыл Ангелике лицо. Ее полузакрытые глаза глядели мимо него за окно, куда уставился и Гесс. Лей понимал, что Рудольф плачет. Он с облегчением разрыдался бы сам, если бы мог.
— Адольф может вернуться в любую минуту, — сказал он. — Нужно как-то подготовить его. И сказать остальным.
— Да… сейчас, — пробормотал Гесс.
Он несколько раз глубоко вздохнул, затем, сцепив пальцы рук, сильно сдавил их. Потом попытался сделать еще что-то, но снова не помогло. Лей придвинул к двери тяжелое кресло и сел в него.
— Я сейчас, — снова повторил Гесс. — Почему ты молчишь?
— Что говорить? Несчастный случай. Я отобрал у нее свой браунинг, она решила раздобыть себе другой и… доигралась. Помнишь ту ночь в Бергхофе? Ее всегда тянуло позабавиться с оружием. Наверное, решила поупражняться и нечаянно нажала на спуск.
Гесс некоторое время глядел на него, медленно и глубоко дыша. Потом опустил голову.
— Да, но что мы скажем остальным?
«Остальные» — Вальтер, Эльза и Маргарита — едва ли нуждались в словах, которые теперь ничего не значили. Предстояло сообщить родным.
— Руди! Нам сейчас придется держать себя в руках, — тихо сказал Лей. — Я хочу, чтобы ты знал, как это вышло в действительности. Я это расскажу только тебе и… Гейму. Девочка просто испугалась. Я должен был ей позвонить в пять, сказать, что Вальтер жив и здоров. Но я позвонил позже. У нее сдали нервы. После
