Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
в гости, и, когда дедушка вел их из школы домой, слово за слово выяснилось, что Наташина мама работает педиатром в районной поликлинике, и хоть и обслуживает другой участок, несколько раз приходила на вызов к маленькой Асе, когда заменяла коллегу.
– Я Марину Юрьевну прекрасно помню, – улыбнулся дедушка. – Ася нашего участкового всегда боялась, а к твоей маме сразу пошла и даже горло показала.
Девочки так и остались сидеть за одной партой. Оказалось, что в суматохе первого дня в класс к Раисе Григорьевне забрел один вэшка, и когда его вернули по месту прописки, освободилась место, и Наташиного соседа отсадили.
По утрам Наташа поджидала Асю у школьного крыльца, перенимала ее из рук дедушки, и внутрь входили вместе. Они бежали в раздевалку и, пока стягивали рейтузы и надевали сменку, скороговоркой выбалтывали друг другу события вчерашнего дня: Ася ходила на занятие в изостудию и рисовала закат, а Наташа напортачила в домашке по математике, и пришлось вырвать из тетради целых два листа и писать заново, а потом вставлять новые двойные, чтобы Раиса не заметила. Куртки и пальтишки они всегда вешали на соседние крючки, Наташины, правда, всегда смотрелись тусклей и грустней, потому что та за кем только не донашивала.
На переменах они ходили за ручку, как шерочка с машерочкой, за ручку же бежали в столовую, чтобы занять очередь за пирожками, пока не налетят старшеклассники, на музыке, на физкультуре тоже стояли вдвоем. Хотя нет, в начале урока физрук, маленький сухой дедок со свистком во рту, прозванный Одуванчиком за то, что оставшийся седой пушок на его лысой голове походил на редкие еще не облетевшие с цветка семена, строил детей в шеренгу по росту, и тогда Наташа с Асей стояли практически в разных концах зала. Но как только Одуванчик выкрикивал «вольно», девочки тут же снова оказывались рядом, будто притянутые магнитом.
По отдельности их можно было встретить, только когда одна из них заболевала, правда, вслед за ней обыкновенно заболевала и вторая.
– Два сапога пара, – фыркала Раиса Григорьевна, которую такая пламенная дружба раздражала.
На самом деле Раиса Григорьевна была неправа, сапоги эти были из абсолютно разных пар, и более непохожих девочек придумать было сложно: невысокая, плотная Ася с гривой черных курчавых волос, кроткая и улыбчивая, и сутулая, долговязая Наташа, на полторы головы выше Аси, c жидкими светлыми косичками, смурная, будто все время на кого-то сердитая.
А может, наоборот, их дружба как раз и была закономерной, и каждая высматривала в подружке то, чего не хватало самой: Ася – независимость и самостоятельность, а Наташа – мягкость, благодушие и какое-то общее принятие жизни.
В то декабрьское утро Ася с дедушкой вышли из дома пораньше и пришли к самому открытию школы, когда Наташи еще не было, слишком важный был день. Пятничный классный час отменили. Вместо него по кабинетам ходила директриса и со скорбным видом зачитывала по бумажке речь о произошедшей невероятной трагедии. Она призывала сплотиться и поддержать, говорила, что со всех уголков нашей огромной страны собирают помощь невинным жертвам, таким же советским мальчикам и девочкам, как вы…
Еще со среды вся школа шелестела страшными словами «Спитак», «катастрофа», «десять баллов». Учителя ходили мрачные, даже медсестра Клизма, которая обычно сидела в заточении в своем кабинете, была замечена в столовой, где переговаривалась вполголоса с поварихой тетей Любой. «Какой ужас! Любочка, какой ужас!» А Раиса Григорьевна трясла головой и еще громче гаркала на нерадивых учеников, потому что теперь любое нарушение дисциплины являлось еще и неуважением к памяти погибших.
После того как директриса отправилась к вэшкам, Раиса раздала детям по два белых листа бумаги и велела писать.
«Дорогой мой армянский друг!» Она вывела на доске продолговатые письменные буквы с геометрически точным наклоном. «Тебя постигла ужасная катастрофа. Прими мои самые искренние соболезнования и помощь».
– Сначала пишем на черновике, потом переписываем набело, – объявила Раиса, повернувшись к классу. – А кто хочет печатными, так тоже можно, главное, чтобы без ошибок. Печатными я сейчас напишу.
Ася склонилась над партой, подложив, как обычно, одну ногу под попу, и затаив дыхание выводила слово «помощь», аккуратно, как у Раисы. У нее все никак не выходила буква «щ».
Слева сидела Наташа и корябала что-то свое, посматривая то на доску, то на Асин листок, а потом махнула рукой и решила подождать, пока учительница напишет второй образец печатными буквами. Наташа была левшой, и сколько ее ни переучивали, правой рукой она писала как курица лапой, особенно прописью. Держать ручку справа ей было так неудобно, что при письме она скрючивалась, протирала строчку рукавом, и манжеты ее вечно были в чернилах.
У доски, возле учительского стола, стояли две картонные коробки с теплыми вещами и игрушками для детей пострадавших от землетрясения.
– Ты что принесла? – прошептала Наташа и, не дождавшись ответа, выпалила: – Я – вот что: свитер, брюки шерстяные и шарф.
Ася закусила кончик ручки и понимающе кивнула.
Раиса Григорьевна тем временем снова энергично застучала мелом, выписывая квадратные печатные буквы.
– И не забываем, что предложение мы всегда начинаем с большой буквы.
– Ну а ты? А ты что принесла? – снова зашептала Наташа.
– Теплую одежду всякую, – ответила одними губами Ася. – Мы с дедушкой вчера собирали.
Ася с удовлетворением посмотрела на свой листок. На этот раз прописная «щ» у нее удалась, и даже хвостик вышел как надо, не слишком большой и не слишком кудрявый. Но подняв глаза на доску, Ася спохватилась, что в конце слова «помощь», оказывается, стоит еще мягкий знак. Ну надо же.
Наконец, когда мягкий знак был аккуратно приписан и письмо было сложено пополам, а затем еще раз пополам, Ася отложила ручку в сторону, высвободила из-под попы согнутую ногу и тихонько тронула Наташу за локоть.
Та повернулась.
Ася округлила заговорщически глаза, сложила ладошки рупором и еле слышно прошептала Наташе на ухо:
– У меня еще кое-что есть. – Ася показала пальцем под парту, где стояла папина черная сумка на молнии. – Я тебе потом покажу.
– Кто там опять шепчется? – цыкнула Раиса Григорьевна и повернулась к классу. – Опять небось Черных и Авербах? Ну сил моих больше нет. В стране трагедия, а им хоть трава не расти. Рассадить вас, что ли?
– Нет, нет, не надо! Мы больше не будем, честно! – выпалила Наташа.
Учительница бросила грозный взгляд на девочек и, потряхивая головой, пустилась с инспекцией между рядов. Остановилась она у Гришиной парты.
– Так, Школьник, посмотри, пожалуйста, на доску, – процедила она, но Гриша сидел, подперев голову
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
