никогда и нигде. Или найдут сами или приманят. А в худшем случае вообще сами в нежить обратятся. Мало ли какие росточки в их душах засели. Нужен был непростой и достаточно опасный ритуал.
Забывшись в своих мыслях, Архип перешел реку как есть, под чарами личины, и сперва даже не понял испуганных криков баб. А потом сообразил, что все они видели круги на воде от человечьих ног, Воду, ее ведь не обманешь, как и Землю, они видят не мышь, но человека. А значит и следы от него остаются человеческие. Видя, что мужики посмелее стали хвататься за колья и факелы, Архип сдернул покрывало, явивишись перед миром во всей красе — разгвазданный, забрызганный кровью, с двумя бездыханными телами детей на плечах.
Мужики вздрогнули. В толпе кто-то вскрикнул и запричитал.
— Цыц!!! — рявкнул Архип, не давая начаться всеобщему гомону. — Василий! Андрей! — позвал он, и удовлетвоернно кивнул, когда помощники выскочили, словно бесы из табакерки, имя третьего он так и не удосужился спросить. — Все заготовили? — совместный кивок. — Тогда, Василий, хватай детей, и народу побольше. Лучше баб. Тащите их к глине, — несколько человек, мужчин и женщин, не дожидаясь оклика сами вышли из людской кучи и с великой осторожностью приняли у колдуна его все еще крепко спящую ношу. — Детей раздеть, обмазать глиной с головы до ног, так чтоб ни одного пятнышка кожи не проступало. Чем гуще тем лучше. Торопитесь, времени у нас мало. Как закончите, туда несите, к кострам. Андрей, клади два костра и разжигай. Да не скупись! Гореть должно так, чтоб в аду жарко стало. Понял? Давай, брат, вперед время не терпит. Семен? — молчаливый охотник неслышно выскользнул из темноты и протянул горсть перьев. Архип их придирчиво осмотрел в неверном свете костров и, убедившись в том, что Бирюк умеет исполнять требуемое так, как никто другой, с чувством отблагодарил его. — Найди двенадцать мужиков, друг. Пусть возьмут двенадцать ведер и встанут у костров, у каждого по шесть. Сам между ними встань, приготовься, дам первый сигнал — пусть трое воду в костры льют, дам второй — на детей, понял? Ну там поймешь, когда дело станется. А теперь все, идите, мне подготовиться надо.
Скинув забрызганную кровью одежду, Архип по-быстрому ополоснулся в реке и накинул легкую рубаху почти до колен. Смену одежды он всегда носил в своей казавшейся со стороны бездонной сумке. Первостихии, к которым он собирался обращаться с довольно специфическими просьбами всегда были древними, капризными и непредсказуемыми сущностями. А потому уважение к ним стоило выражать в том числе и во внешнем виде. Там же в стопке бумажных листов, скрепленных суровой ниткой, на которых каждый квадратный вершок был покрыт словами, рисунками и символами, нашелся нужный заговор. Не совсем то, что нужно, все-таки, к такой ситуации заранее подготовиться было никак нельзя, но Архип, как и любой, связанный с колдовским искусством, был достаточно неплох в импровизации. Приходилось выдумывать.
Весело затрещав хворостом в отдалении затрещали костры. И эти тоже справились с задачей выше всяких похвал. Кострища сложили огромные с хороший стол, хворост и дерево приволокли сухое, занялось быстро, горело ярко и жарко. Архип медленно вышел в круг света и мельком глянул на принесенных сюда же детей. На первый взгляд, все было сделано выше всяких похвал. Жирная рыжая глина покрывала детские тела, которые держали по двое крепких мужиков, густым и толстым слоем. Указав мужикам встать в нужные места, и отбросив посторонние мысли, Архив закинул голову и громким, гулким голосом завел тягучий речитатив.
О мать-земля, услышь меня
Жизнь забери, что впредь дала.
Медленно, полностью подчиняясь ритму заговора, он начал движение от самого края освещенного кострами пространства по крутой спирали, центром которой были измазанные глиной детские тела. И с каждым шагом, каждым слогом, казалось, земля под ногами тихонько вздрагивала.
И вместе с ней возьми с собой,
Все зло, что вьется над главой.
Лица державших детей мужиков исказились суеверным страхом. Любой из них в тот момент готов был поклясться, что после последних слов тела у них в руках потяжелели на добрый пуд, а глина стала настолько холодной, что заломило руки. Но разжать руки, отступить и покрыть себя вечным позором на глазах у односельчан они и не подумали. Правда, когда Архип отдал жестом сигнал бросать детей в огонь, выполнили они это как-то излишне быстро и рьяно. Но кто мог бы их винить в этом?
Отец-огонь, ты гой еси,
Жар в сердце юном погаси.
Брошенные тела рухнули в центр ярко пылающих костров, разметав тучи сверкающих искр. Но вместо того, чтобы разлететься по ветру или погаснуть на земле, искры эти закружились медленно пульсирующим в такт словам Архипа облаком.
И пусть во тьме, утратят след,
Все те, кто мне алкают бед.
Короткий взмах руки и Семен, и в правду, все понял, отправил шестерых мужиков с ведрами плеснуть ведра в костры, по трое на каждый.
Сестра — водица, кровь мою,
Всю без остатка отдаю,
Те, кто стояли близко увидели, что выливавшаяся из ведер в огонь вода была непривычно вязкой, словно сливки или… кровь. И цвет ее в неверном свете костров казался слишком уж темно-алым.
И с нею пусть уйдет во плес,
И тать, и самый ярый бес!
Вопреки ожиданиям, вода не загасила костры и даже не уменьшила их жар. Да и сама она не взметнулась в небо облаками едкого пара, а словно бы просто прошла сквозь огонь, не повредив ему. Архип выхватил из кармана горсть перьев и швырнул и их следом
О, ветер — детской брат поры,
Мое дыханье забери,
Откуда-то с севера налетел порыв ветра. Мощный и холодный, продирающий до самых костей, он, правда, даже и не думал беспокоить вздымавшееся уже до уровня верхушек деревьев пламя.
За ним умчатся в край иной,
Кто по пятам идут за мной.
После этих строк Архип, уже стоящий около гигантских костров, седлал еще один шаг вперед, прыгнув в первый, не переставая вещать.
Отец — огонь, услышь мой зов,
И разожги во мраке вновь,
Прежде чем затих первый испуганный крик, он выскочил обратно, живой и невредимый, держащий
