газонами и
подстриженными деревьями, я не могу удержаться от желания составить план. Мне
кажется, что нам с Джоной нужен подробный маршрут того, что мы будем делать в
субботу. 6:15 Он опирается на мое плечо. 6:30 - я целую его в щеку. 7:00 - он
кормит меня жареной картошкой.
Мой телефон звонит. Даже сейчас это ощущение заставляет меня вздрогнуть. Я
знаю, что это не... он. Он не писал уже больше года. И все же, несмотря на
прошедшее время, каждый день бьет по мне так же больно, как и предыдущий.
Это от мамы. Вероятно, что-то о школе, оценках или дрянных светских беседах, которые я должен вести только с дальними родственниками.
Как дела в школе?
Динь, динь. У нас есть победитель.
Я выхожу из чата. Затем, поскольку я чувствую себя особенно смелым, я
прокручиваю свои сообщения. Я пропускаю имя Ханны, папы, Рохана, Джорджа, групповой чат, который я отключил. Прокручиваю... прокручиваю... у меня еще
осталось это... ?
Большой Том.
Я не должен. Мой большой палец дрожит, зависнув над именем. Это ужасная идея, заставлять себя делать это по... какой причине? У меня ее даже нет.
Но я все равно открываю экран сообщений.
И тут же жалею об этом.
Привет. Придешь в этот раз?
Ты идешь с папой сегодня? Есть планы на завтра?
Мама с папой приедут, если тебе интересно. Дай мне знать!
Я слышал, ты был занят.
Не волнуйся, если не сможешь меня увидеть.
Чем занимаешься, малыш?
Скучаю! Позвонишь мне как-нибудь?
Люблю тебя, Лил Дил.
Последнее сообщение датировано более чем год назад.
Я засовываю телефон в карман, сердце бешено колотится по причине, не связанной
с моей спонтанной пробежкой. Мое тело начинает покалывать и неметь, пытаясь
погрузить меня в режим паники. Ладно. Все в порядке. Мне просто нужно обратить
внимание на свое дыхание и подумать о чем-нибудь другом. О чем угодно.
О школе. У меня есть домашнее задание. По предварительному расчету. Нет, английский? Или по обоим?
Передо мной разворачивается лицо Томаса, искаженное гневом.
Выпечка. Надо проверить кладовку. Проверить, достаточно ли у нас яиц, сахара, полусладкого шоколада, муки. И... муки. Муки. Мне нужна мука. Для чего-то. Для...
Его голос звенит у меня в ушах.
«¿Cómo te atreves? ¡Te voy a matar, hijo de la chingada! ¡Pudrete en el pinche infierno!»
(«Как ты смеешь? Я убью тебя, сукин сын! Сгниешь в адском пекле!») Папа. Вместо этого я должен думать о папе. Интересно, он сейчас на полу, общается с гостями и с энтузиазмом учит их тому немногому, что помнит по-португальски, или он снова на кухне. Его сожаление о том, что он был оторван от
своей культуры в столь юном возрасте, чаще всего проявляется, когда он сидит в
своей чурраскарии. Иногда мне становится интересно, почему он хотел, чтобы мы
назывались по маминой фамилии, а не по его. Он скрывает это, но мне всегда
казалось, что, возможно, это была попытка завоевать расположение родителей моей
мамы, когда он все еще пытался добиться их одобрения. Я не знаю точно, почему
он им не нравился - мои родители не рассказывают мне о таких вещах. Но пока они
не прервали с нами связь, он боролся за их расположение. Так много для...
Томас поднимает бейсбольную биту над головой, вздымая грудь. Кровь пачкает
наконечник.
Мама. Что-то с ней связанное. Я просто должен придумать, на чем
сосредоточиться...
Он кричит, снова подаваясь вперед.
Джона. Да. Он. У меня столько мыслей о Джоне Коллинзе, что, конечно, моя
паника не найдет ни одной щели в тишине, чтобы протиснуться сквозь нее. Я
просто начну перечислять бесконечное количество причин, по которым я его
ненавижу. Почему он должен так громко существовать рядом со мной? Почему ему
доставляет удовольствие быть такой помехой?
Вся эта ситуация с «фальшивыми свиданиями» - его вина. Если бы он не вернулся в
дом после вечеринки, чтобы продолжить визжать, ничего бы этого не случилось, и я
бы не беспокоился о том, как нам провернуть это. Хуже того, это означает, что на
время действия нашей схемы я не могу ни с кем встречаться. У меня была
случайная интрижка с девушкой, которая пригласила меня на свидание этим летом, но она не продлилась дольше пары месяцев. Такое редко случается. Не то чтобы
мне не нравились обязательства, но... когда мои партнеры узнают, сколько у меня
багажа, они... ну.
Неважно. Я знаю, что найду человека, который не будет возражать против того
груза, который я несу.
Но я точно не найду его, пока моя задница приклеена к Коллинзу.
Жужжание в моем теле начинает ослабевать. Дыхание больше не кажется мне
таким, будто оно вот-вот выйдет из-под моего контроля.
Мне противно от того, что именно он сумел направить мои мысли в нужное русло.
Уф.
Я получаю еще одно сообщение. Если это снова мама, я выброшу телефон в
ближайшую канализацию.
ХАННА
Мы идем ужинать к Джону на работу. Хочешь пойти с нами и увидеть свою новую
подружку?
Хочу ли я увидеть Джона? Боже, нет. И все же...
Я вспомнил лицо Джона. Возможно, мне следовало бы потише подталкивать его к
разговору, но он должен быть так же предан этому делу, как и я, даже если это
означает, что придется провести время вместе, чтобы все выяснить.
Сегодня вечером, когда Андре и Ханна уйдут, будет хорошая возможность загнать
его в угол. Если то, что сказал Андре, правда, то у Джона есть только один
свободный вечер на этой неделе - суббота. Чем дальше мы будем откладывать
заговор, тем больше вероятность, что все сорвется.
Кроме того. Мысль о том, что сегодня я буду один, отвратительна.
Поэтому я пишу смс: Конечно.
Джона
Меня тошнит, когда я вижу его унылое лицо в своей кабинке.
Хватит того, что мне приходится иметь дело с Диланом МакДикассом Рамиресом в
школе, так почему он на моем рабочем месте? Да еще с Ханной и Андре. Мне и так
приходится носить здесь маску обслуживания клиентов, а теперь я должен надеть
еще одну, притворяясь, что он мне нравится?
«Джо-Джо!» Андре вскакивает и сжимает мое плечо, когда я подхожу к столу. На
нем толстовка Человека-паука со встроенной
