себя желанным.
Джастин взглянул на нее:
— Они не меня хотят, а какой-то гибрид из новой одежды и бессонницы.
— Слушай, Джастин, тебе пятнадцать лет, ради всего святого. Чего ты хочешь? Все меняются. Я в пятнадцать ходила в марокканских платьях и с африканскими гребнями в волосах.
— Дело же не только в стиле.
Она хмыкнула:
— Не рассказывай мне, в чем дело, мистер Вековая Мудрость. Я знаю, что дело не только в стиле. Но ведь ты сам захотел измениться до неузнаваемости. А я тебе периодически намекаю, что судьба — это не какая-то карга с прищуром, которая не узнает тебя в другой одежде.
Она зыркнула на него исподлобья:
— Господи, Джастин. Я все равно не верю во всю эту фигню. Но ты не идиот и не шизофреник, насколько я могу судить, вот я тебя и выслушиваю. Думаешь, я верю, что за тобой гоняется какая-то сверхъестественная сила? Встань на мое место. Я даже в зубную фею не верила. И сейчас не собираюсь начинать.
Он выдавил довольно вежливую улыбку и встал:
— Спасибо, что выслушала меня, Агнес. Понимаю, со мной сложно.
— Да сядь ты, ради бога, не убегай. — Но она отчетливо ощутила, что между ними не все гладко, что связь прерывается.
Агнес открыла сумку и протянула ему толстый журнал на плотной матовой бумаге.
— Вот, возьми хотя бы это, — сказала она. — Только сегодня вышел.
Он скрутил журнал как биту и вышел из кафе. На полпути к дому он бросил журнал в мусорный бак.
Агнес проводила его взглядом и вздохнула. Какой невыносимый мальчишка. И еще более невыносимо то, что не в ее силах его исправить.
18
На следующий день в школе к Джастину подошла девочка. Красивая, с темными волосами, презрительными губками и идеальными миндалевидными глазами. Его боковое зрение само собой стало высматривать, не прячутся ли за углом ее ехидные подружки.
К груди она, как щит, прижимала толстый журнал.
— Ты ведь Джастин. — Она говорила без интонации, глядя куда угодно, только не на него.
— Да.
— Отличные фотки, Джастин.
«Какие еще фотки?»
На этот раз она обратилась к стене напротив:
— Так что, идешь к Анджеле на вечеринку?
Джастин моргнул.
— Ну? — повторила она нетерпеливо. — Идешь?
Он уставился на девочку. У нее были совершенно невыносимо соблазнительные надменные глаза.
— Я даже не знаю, как тебя зовут.
— Миранда, — резко выдохнула она.
«Как ей подходит это имя — такое миражное, мирное, дурманное и надменное».
— Так что? — Она разглядывала потолок, раздраженно щелкая ногтями.
Ему мучительно хотелось ответить «да», пойти на вечеринку, угощать ее пуншем в пластиковом стаканчике, проводить потом домой, вдыхая прохладный вечерний воздух, предложить ей пальто и приобнять за плечи, чтобы согреть. Ему мучительно хотелось танцевать с ней, поцеловать ее на прощание у порога, прижать свои девственные губы к ее шелковистому розовому рту. Ему хотелось увидеть ее снова, позвать на свидание, на чашку кофе, в кино. Он хотел сидеть с ней рядом в темноте, вдыхать ее цветочный женский аромат, ощущать на лице прикосновение ее блестящих волос. Хотел уткнуться ей в шею, сказать, что любит ее, и затем запустить руку под ее лифчик с пуш-апом, погладить ее нежную грудь, зажать сморщенный сосок меж пальцев. У него перехватило дыхание, и он быстро сунул руку в карман, чтобы спрятать эрекцию.
Боб зарычал.
— Нет.
Слово вырвалось откуда-то из его солнечного сплетения, где окопалась его паранойя. Он не доверял этой девчонке. Это ловушка. Она словно ходячая взрывчатка. Противопехотная мина «Венера».
— Но спасибо, что пригласила, — добавил он, уставившись на плакат у нее за спиной, на котором был изображен прием Геймлиха[7].
Миранда побрела прочь, дрожа от злобы и унижения.
Джастин пошел домой и переоделся в спортивный костюм. Моросило. Тротуары блестели от маслянистой влаги и отражали убогую окраинную улочку. Он подозвал Боба. Тот поднял голову ровно настолько, чтобы увидеть серую взвесь дождя, и снова опустил.
— Гупый майсик, — с улыбкой пролепетал младший брат.
Джастин нетерпеливо глянул на Чарли:
— Да? А ты бы что сделал, умник?
Обескураженный мальчик задумался.
«Я не знаю точно всех обстоятельств, — сказал он, — но, как правило, стараюсь, чтобы все было как можно яснее и проще. Если я четко даю понять, чего хочу, остальным легче исполнить мои желания. Звучит банально, но обычно срабатывает».
— Утка, — сказал он отчетливо и указал на деревянную утку.
Джастин машинально встал и принес ему утку.
— Видишь? — сказал Чарли.
Как будто годовалый ребенок разберется с его проблемами, подумал Джастин. Он потрепал мальчика по голове и вышел из дома один, оставив за собой склизкий след жалости к себе.
Чарли посмотрел на утку и вздохнул.
Джастин закрыл за собой входную дверь и побежал, нарочно наступая в каждую лужу. Ему хотелось прочувствовать, каково это — разнести вдрызг все дома один за другим, пока в округе не останется ничего целого, только абстракции из блестящих осколков кирпичей и штукатурки. Кроссовки и носки пропитались грязной дождевой водой, но ему было все равно. Бегите сами, сказал он своим ногам, бедрам, ягодицам, лодыжкам, локтям, торсу, плечам и коленям. Ваше дело механика, а мне надо кое-что обдумать.
Его тело подчинилось, всегда готовое услужить.
Где-то на заднем плане раздавался мерный стук его шагов, ровных и машинальных. А на переднем его мысли свободно парили, как шлейф, за телом, летевшим по мрачным окраинам Лутона.
Он ненадолго прикрыл глаза и дал влажному ветерку охладить разгоряченный мозг. Он попытался его освободить, отключиться от всех унижений дня и слить их в землю, как воду из ванной. Затем медленно, постепенно он стал вдыхать мысли и снова заполнять ими голову. Он глубоко вдыхал носом, и в пустые полости его мозга вливались пары людей, идей, желаний.
Он вдохнул Агнес, кислотно-лимонную и сверкающую. Он — ее телепроект по созданию нового имиджа, вроде тех, где специальная команда профессионалов преобразует вашу кухню, ванную, сад, гардероб, личную жизнь. В отчаянии, в надежде он поручил ей обновить свои душу и тело, и она как могла старалась услужить. Не ее вина, что эксперимент провалился.
Он не сомневался, что Агнес не презирает его, что он действительно ей нравится, хотя бы отчасти. Но почему? Вот чего он не мог понять. Может, он для нее просто идеальный объект для благотворительности, податливый, отчаявшийся и даже сколько-то забавный. Он совершенно точно ей не интересен, не в таком смысле. Или интересен? Неужели это совсем одностороннее влечение? Что, его ломит от похоти, а она тем временем думает о шнурках?
