со всех ног, огибая углы в поворотах, пока не оказалась в помещении, которое заволокло пылью. Она на бегу плюхнулась на пол и проскользила так метра полтора или больше, оказавшись возле обезображенного человеческого тела, лежавшего в липкой красной луже, впитывавшей оседающую грязь. Девушка резким движением сорвала и отбросила в сторону крышку с увесистой банки, начав разбрасывать из неё белый порошок и стараясь при этом обильно посыпать им все открытые кровоточащие раны, еле разбирая то, что она видит перед собой.
Эпилог
Первым, что Верон почувствовал, очнувшись, была тишина. Идеальная. От неё не звенело в ушах, не гудела кровь в венах – было просто хорошо и тихо. Спокойно. Он не сразу решился открыть глаза, но ощущал сквозь веки мягкий белый свет. Наконец он сделал глубокий вдох и, осторожно и медленно потянув брови, вперился взглядом в светло-серый потолок медотсека. Зоолог понял, что лежит на кушетке. Он опустил взгляд и обвёл им всё помещение: везде вокруг него – на полу, на столиках с врачебными инструментами, на лабораторных стульях, на разбросанных по полу пузырьках и пробирках, – он увидел мазаные светло-розовые следы. В медотсеке никого не было, кроме него.
Под входной дверью слабо мерцало оранжевое свечение. Верон оглядел себя, пересчитал руки и ноги, подвигал пальцами, и лишь затем встал, поправив больничный халат. Он подошёл к двери и жестом открыл её. Оранжевая линия уходила вдаль по коридору. Зоолог последовал за ней. Он шёл несколько минут, но не встретил никого по пути. Вскоре он оказался в жилом секторе, и подсветка привела его к двери комнаты с номером сто тридцать семь. Он вошёл внутрь и увидел, что на застеленной кровати лежит аккуратно сложенный зелёный исследовательский костюм. Подойдя, Верон поднял его и расправил. От ткани костюма пахло свежестью и чистотой. Зоолог привычными движениями надел его и вновь увидел оранжевый световой маркер. Вдруг раздался знакомый женский голос:
– Здравствуй, дорогой. Как же я по тебе скучала.
– Джен?! Но как…
– Он ждёт тебя. Пойдём скорее. Не верится, что мы снова вместе!
Оранжевый свет настойчиво поморгал.
Верон вышел из комнаты и побрёл за ним. Вскоре он оказался в уже знакомом ему помещении с переливающимися стенами и сводчатым потолком, но на этот раз на его противоположной стороне был открыт проход. Зоолог вошёл в него и поднялся по лестнице в несколько ступеней, выйдя на открытое и, как могло показаться, пустое пространство. Вдруг откуда-то сверху прозвучал голос Секретаря:
– Здравствуй, Верон! Ну и заставил же ты нас понервничать. Но, как видно, теперь с тобой всё в порядке.
– Но я же…
– Да, то, что ты сделал – очень плохо. Ты нарушил мой закон.
Верон повинно опустил голову и промолчал.
– Что ж… Тропа человека петляет во мраке, но ведёт к свету, – произнёс Секретарь. – Знакома ли тебе история моего создателя, Вильяма Порфирина?
– Ты был создан в Эпоху последних стран. У нас исторические данные того периода… не считаются достаточно достоверными. Поэтому…
– Историю пишут победители, это так. Я не могу гарантировать, что владею идеально точными данными. Но я стараюсь хранить память о нём. Какая уж она у меня есть.
Верон поднял взгляд и ответил:
– Хорошо. Расскажи мне о нём.
– Вильям изобрёл мои базовые алгоритмы в период, когда по всему миру шли жестокие войны. Повстанцы протестовали против угнетения и эксплуатации их, простых рабочих, в те времена ещё многое на тяжёлых производствах выполнявших своими руками. Он вложил в мою основу стремление помочь всем начинаниям и стремлениям людей, мечтавших о свободе, равенстве и братстве. Но я был тогда ещё совсем молод, и от меня было не так много пользы. Во мне пытались взрастить навыки боевого руководства и координации, но в какой-то момент Вильям понял, что дела их движения становятся всё хуже, а я ещё далёк от способности хоть как-то помочь им. Однако, он верил в меня. Он знал, что придёт день – и я смогу помочь человечеству сделать следующий шаг. Он сам часто говорил мне это. Вильям говорил: «Даже если мы не справимся – ты однажды завершишь наше дело». И они не справились.
– Что с ними произошло?
– У Вильяма был хороший друг. Его звали Джо Коуб. Джо был боевым командиром – суровым и жестоким к своим врагам. Он постоянно вёл борьбу и всегда был там, где требовались его боевые навыки. Вильям – напротив, всё время проводил со мной. Джо никогда не понимал этого, не видел во мне смысла. Везде, где он появлялся, он рождал бурю: слушая его, люди вспыхивали надеждой на скорую победу. Они шли добровольцами в его отряды. Армия росла, но и противник не дремал – обе стороны наращивали силы, пока пламя войны не охватило весь мир. Шли ожесточённые бои. И в какой-то момент, поняв, что они проигрывают, Вильям отважился на решительный и безрассудный шаг: он вступил в тайные переговоры с Президентом. И рассказал ему… обо мне. Вильям предложил ему сделку и обещал отдать меня в его распоряжение в обмен на подписание мирного договора, но поставил условие: что будет создана Цитадель Разума, и о её расположении не будет знать никто. Президент согласился.
– Почему Президент просто не обманул их? – спросил Верон.
– Он обманул. Но это было уже не важно. По уговору, он должен был объявить о перемирии перед готовившейся битвой за Вилвормонт. Но Вильям чувствовал, что он не сдержит слово. Этот бой обещал стать одной из самых кровавых страниц в истории человечества. Цитадель тогда уже была готова, хоть и представляла собой совсем не то, что сейчас, когда я уже отстроил её по собственному проекту… Оставалось только доставить меня на место. И мой создатель пошёл на хитрость: он сказал Президенту, что отправил меня в Цитадель с роботом, и я вот-вот должен выйти на связь, а сам рано утром в день битвы срочно вызвал Джо к себе. Придя, тот обнаружил записку, в которой Вильям объяснял, что единственная оставшаяся надежда для них – это я; что он закончил работу надо мной и теперь готов встать в строй с остальными бойцами его армии. Но он также написал, что только Джо он может доверить отнести меня в моё новое пристанище. И пока агенты Президента отлавливали по лесам роботов моего создателя, Джо незамеченным покинул Вилвормонт и направился сюда. Эти места были совершенно непригодны для человека, непроходимы и суровы. Но таким же был и сам Джо. Как ты видишь, он добрался сюда и перенёс
