P.S. Я выслал за вами прогулочные носилки королевы». – Что бы это значило? – повторила Тофана, проходясь вокруг себя отсутствующим взглядом.
Мэтр Рене, а вместе с ним – и Жакоб, уже, из приличия, удалились.
– Что бы это значило? – машинально, в третий раз, пробормотала Великая Отравительница. – Что может иметь ко мне такого срочного Пациано в отсутствие его хозяйки? О, что бы то ни было…
Произнеся эти слова, Тофана накинула на плечи плащ с капюшоном, скрыла лицо под маской и стремительно сбежала по лестнице, что оканчивалась у аллеи, ведущей к улице. Паланкин ждал у ворот. Она забралась внутрь, и носильщики тронулись в путь.
Пусть и крайне обеспокоенная, Тофана даже не подозревала, сколь ужасное потрясение ждет ее в Лувре. Она предвидела печаль, но не несчастье. Возможно, госпожа Екатерина передумала и уже не намерена возвращать ей сыновей. И потому, дабы избежать упреков, приказала своему доверенному слуге сообщить об этом Тофане в ее, королевы, отсутствие. Но нет! Это невозможно! Госпожа Екатерина поклялась, а когда королевы дают слово, они его держат. О! Особенно такая королева, как Екатерина Медичи!
– Если она, эта женщина, пожелает оставить Марио и Паоло при себе, – бурчала Тофана, – я ее убью, какой бы могущественной она ни была! Убью, как собаку! – И несчастная продолжала, вытирая сбегавшую по щеке слезу: – Хотя что мне даст ее убийство? Разве я верну себе детей?.. Напротив! Я буду вынуждена прятаться, бежать… без них! И больше никогда, никогда не смогу к ним приблизиться!.. О, этот Лоренцано, столь глупо подставившийся под удар Луиджи Альбрицци! С ним, через него, я бы добилась от королевы… Полно, полно, я безумна, архибезумна, чтобы так волноваться! Вероятно, речь идет о каком-то сообщении… важном, но не касающемся Марио и Паоло. Возможно, госпожа Екатерина действительно передумала, но лишь относительно того, каким именно способом избавиться от адмирала де Колиньи. Ей просто нужен другой яд взамен того, что я ей дала, вот и все!
Пока Тофана предавалась таким размышлениям и комментариям, паланкин быстро перемещался по городу.
Быстро!.. Но не так, как бы ей этого хотелось! Если б могла, она бы, не раздумывая ни секунды, превратила носилки в тучку, гонимую ветром, чтобы та понесла ее еще быстрее.
Наконец, будучи занесенными в Лувр через одно из ворот, выходящих на набережную, носилки остановились в темном коридоре, хорошо Тофане знакомом. В глубине коридора находилась тайная лестница, ведущая в личные покои королевы-матери. Тот самый слуга, что доставил на улицу Сент-Оноре записку Пациано и уже успел вернуться во дворец, помог Тофане выбраться из паланкина.
И, вопреки собственной воле, едва ступив на мощенный плитами пол, Тофана громко вскрикнула, заметив стоявшего на нижних ступенях лестницы Пациано. Лицо пожилого флорентийца, как и всегда, представляло собой холодную и невозмутимую маску, однако же в шаблонной бесстрастности этой маски Тофана заметила – или ей это только почудилось? – некоторое изменение. Пациано выглядел если и не более бледным, то более желтым, чем обычно.
Что вы хотите! Каким бы черствым ни обладает человек сердцем, не может же он совсем не испытывать угрызений совести после того, как помог отправиться на тот свет двум юным красавцам?
– Что случилось? Что вы имеете мне сказать, Пациано? – воскликнула Тофана, бросаясь к нему.
Но, приложив палец к губам, он прошептал:
– Тссс! Извольте проследовать за мной, госпожа графиня.
Тофана задрожала. Держась за перила, чтобы не упасть, двинулась за стариком, который ввел ее в свою комнату и предложил кресло. Она отрицательно покачала головой.
– Говорите скорее, зачем позвали меня?
Пациано молчал.
– Да говорите же! – повторила она, судорожно сжимая его руку. – Королева, вероятно, поручила вам… сообщить мне о… каком-нибудь несчастии… случившемся с… пажами… Марио и Паоло… племянниками графа Лоренцано… к которым я проявляю определенный интерес…
– Потому что они – ваши сыновья, – прервал ее Пациано.
