том, что этот ребёнок может, если грамотно повести дело, претендовать не только на регион Пэрфе, но и на Рэди-Калус…
«Но так далеко лучше пока не загадывать», — улыбнулась Паландора.
И вообще, в теории звучало красиво. Но как это осуществить на практике? Её окружение покуда ещё не ослепло и в состоянии отличить госпожу от служанки. Скоро будет прекрасно видно, кто из этих двух действительно в положении, и простым переодеванием они не обойдутся.
«Вот и думай, стратег! — усмехнулась она. — Сама заварила эту кашу. А ещё ведьма! Есть в твоём водном арсенале хоть что-нибудь, что позволит выдать желаемое за действительное?»
Кое-что взаправду имелось. Она уже изменяла облик, сливаясь со стихией. Другое дело, это происходило непроизвольно и, вроде как, не зависело от неё. Сможет ли она повторить это осознанно?
«Придётся», — сказала она, стиснув зубы.
В противном случае это грозило ей крупными неприятностями.
Тем же вечером, принимая ванну, Паландора попыталась преобразиться по собственному желанию. Начала с малого: изменила цвет волос на уже знакомый ей синий. Это было легко. Тогда она попробовала стать блондинкой: ей давно было интересно, как она выглядела бы со светлыми волосами. Получилось, но результат ей не понравился: волосы белые, брови чёрные — безвкусица. Перекрасила брови. Стало лучше, но всё равно непривычно. «Лучше останусь брюнеткой, — согласилась она. — И, вообще, от меня не волосы требуется менять, а…»
А что конкретно, она толком не знала. Теоретически, нужно было добавить полноты и нарастить живот — но как, чтобы это выглядело реалистично? К счастью, у неё имелась Рруть. Киана решила брать с неё пример. Наблюдать за тем, как менялась она, и повторять изгибы тела. Она спонтанно экспериментировала со сменой внешности несколько дней подряд, чтобы быть уверенной, что ей это удаётся и не вызывает затруднений. Вода следовала её прихотям, творила чудеса с единственным недостатком: в долгосрочной перспективе притворство выматывало. Отнимало силы. К счастью, пока ей не требовалось кардинально менять облик — разве что поведение. Его она тоже копировала у служанки.
На следующий день, в начале седьмой недели лиатора она обрадовала киану Фэй известием о скором пополнении в семье. Рэй был прав: киана расцвела. Несколько печальным цветом, как осенняя лиловая астра, по которой видно, что дело к зиме, но тем не менее ей дарила утешение мысль, что её старший сын оставил после себя продолжение. Взглянув в добрые зелёные глаза этой женщины (впрямь как у Рэя: он не преувеличивал, что такие глаза ему достались от матери), Паландора почувствовала укол раскаяния. Как было низко и позорно лгать бедной гердине. Но сделанного было не воротить.
А ночью её посетила ещё одна, весьма «своевременная» мысль: надо было что-нибудь сказать Рруть. Она-то как воспримет новость, что госпожа, оказывается, в сходном положении, что и она?
«Придётся солгать ей, что всё произошло в тот момент, когда я вернулась в свои покои, после неё», — решила девушка.
А как тогда объяснить, что по прошествии нужного срока из них двоих родит только одна?
«Да что вы все от меня хотите?!» — воскликнула Паландора чуть ли не в голос. Вот так всегда. Что ни план, то трещит по швам, будто ветошь. Не будет же она потом устраивать для служанки отдельное шоу с мертворождённым дитём или ещё какую-нибудь жуть, от одной мысли от которой — бр-р! — мурашки по коже.
Или будет?
«Короче, не к спеху, — отмахнулась она, — потом разберёмся!»
Пока что она приготовилась отдельным бонусом понаблюдать за реакцией Рэя, который был вынужден лицезреть в своём доме женщину, которую любил, и которая носила ребёнка его брата. Впрочем, Рэй на этой неделе был слишком занят другими заботами: ему предстояли экзамены. В галвэйдегор он должен был держать первый из них: историю. Так что все сутки напролёт до этого он бубнил себе под нос даты и фамилии известных деятелей, венценосцев и полководцев. К вечеру киана Фэй, не желая больше этого слышать, напоила его ромашковым чаем и добавила капельку валерианы. Даже собственноручно отвела его в постель и укрыла одеялом, чтобы убедиться, что он как следует отдохнёт и не заработает себе нервный срыв. Наблюдая за таким проявлением материнской заботы, Паландора невольно поймала себя на мысли, что этим двоим не требуется, по сути, никто другой в их жизни: ни мужья, ни жёны, ни родители, ни дети. Они уже являются друг для друга всем вышеперечисленным.
Глава 49
Лето шло на убыль. Рэй с горем пополам сдал экзамены. Горе заключалось в его настрое: после каждого из них он был уверен, что провалил все вопросы, отвечал недостаточно убедительно, забыл привести массу дополнительных аргументов в поддержание своей позиции. Что нарисовал из рук вон плохие акварели и карандашные эскизы, для одного из которых он даже просил позировать Паландору. Объективно же он с достоинством выдержал испытания и был зачислен на первый курс факультета изящных искусств. Когда ему пришло пригласительное письмо, у него от радости подкосились ноги, а киана Фэй в тот же день внепланово созвала завсегдатаев своего светского салона, и гостей несмотря на то, что их уведомили так поздно, набралось несколько десятков. Они столпились вокруг новоиспечённого студента в палево-поталевом будуаре с гобеленовой мебелью в букетах нежной сирени и поздравляли его от всей души, жали руку и высказывали свои надежды на то, что Виктонниа в скором времени приобретёт ещё одного выдающегося живописца. Киана Фэй выставила лучшие акварели сына на всеобщее обозрение, превратив будуар в подобие камерной художественной галереи.
Приходил и преподаватель живописи. Он с удовольствием рассказал присутствующим о том, как принимал у Рэя экзамен профессиональной направленности, а именно — портрет.
«Ах, узнаю вас, — обратился он к Паландоре, приметив её в уголке, — теперь я понял, кто эта милая киана, которую Рэй изобразил на вступительном испытании. Вы, верно, в курсе о том, что принесли ему высший балл?»
Теперь Паландора была в курсе. Она радовалась за юное дарование наравне со всеми. Пила лавандовый чай с кремовыми пирожными, слушала последние новости. За эти недели она наловчилась воспринимать виктонскую речь на слух и бойко читала, но по-прежнему стеснялась говорить. В общем-то, зря: у неё имелась неплохая база, которую дала ей ещё киана Вилла и преподаватели. Но для Паландоры виктонский язык оставался порождением затянувшихся классных занятий, послевкусием репетиторского мела на кончике языка, строчками и диктантами. Она была твёрдо уверена, что не сможет достойно на нём говорить. Её отваги хватало
